Табу на вожделение. Мечта профессора

Константин поменялся в лице в ту же секунду и очень серьезно произнес:

— Так может быть? Или все же влюбилась?

Юля ошарашенно уставилась на брата. Впервые на ее памяти он так настойчиво интересовался ее личной жизнью. И этот факт немного смутил.

— Тебе-то какая разница?

— Большая! Говори давай!

— Отстань, а! — попыталась отмахнуться.

Не вышло. Малой продолжал сверлить ее хмурым взглядом:

— Что значит «отстань»? Ты сестра моя, вообще-то! Я должен убедиться, что он — нормальный парень, а не ублюдок какой-нибудь типа… твоего бывшего!

— Не напоминай! — ее даже передернуло от чувства полнейшего омерзения при одном лишь упоминании об Илье. Оглядываясь назад, она искренне недоумевала, как могла быть такой дурой? Как могла встречаться с ним столько времени и так тяжело переживать его предательство? — И не сравнивай! Марат… он другой! Совсем-совсем другой!

— Хм! Марат, значит? Какой еще Марат?

Осознав, что сболтнула лишнего, Попова демонстративно фыркнула и начала спускаться с университетского крыльца, на котором они стояли все это время. Костя последовал за ней, на ходу засыпая ее вопросами:

— Нет, ну серьезно! Что за фрукт? Сколько лет? Где учится? На кого?

У нее ускорился пульс. И внезапно кинуло в жар. Да так сильно, что по спине заструились крохотные капельки пота. Никогда прежде она не задумывалась над тем, как близкие люди отнесутся к известию о ее связи со взрослым мужчиной. С разведенным мужчиной. Со своим собственным профессором, у которого, ко всему прочему, даже ребенок имеется. И неважно, племянник это или сын. Факт остается фактом. И понять этот самый факт… могли превратно, сделав самые худшие выводы. Самые… обидные.

— Он… — начала было Юля, но внезапно замолчала.

Не могла подобрать нужных слов, и все тут.

— Он? — напомнил о своем присутствии Костя.

Попова встрепенулась, лихорадочно придумывая ответ.

Перед глазами материализовалось грозное волевое лицо Марата.

И словно на контрасте в ушах набатом звучали его страстные слова.

Те самые, которые он говорил ей во время их близости. Те, от которых конечности превращались в желе, и рассудок мутнел к чертям собачьим.

«Да уж! — подумала иронично. — Дрянь я редкостная! Менее десяти минут назад с его именем на устах сдохнуть была готова, а теперь… стою тут и боюсь рассказать о нем родному брату, опасаясь осуждения!»

Ей так стыдно стало вдруг. Собственные мысли ранили, как ножи.

«Нет! — ярый протест. — Я не буду бежать от своих чувств! И обращать внимание на чужое мнение тоже не стану! Хватит! Одно дело — по понятным причинам скрывать нашу связь в институте. И совсем другое — прятаться от семьи! Марат не заслужил такого отношения! Я не стесняюсь его! Я его… люблю! И плевать на все остальное! Плевать!»

— Он не учится, — прокаркала Юля пересохшим горлом, — он работает уже.

— Да ладно? Взрослый, типа?

— Угу…

— Серьезный хоть или…

Она невольно улыбнулась:

— Даже слишком!

— Ну, тогда я спокоен! — брат приобнял ее за плечи. — А где работает? Кем?

Тяжелый вздох. Решительный взгляд глаза в глаза.

Упрямо, даже надменно вздернутый подбородок. И признание.

Холодное. Дерзкое. Не терпящее возражения или осуждения.

— Здесь и работает! Он мой профессор по экономике! А что?

Костя лишился дара речи. Лишь изумленно выпучил глаза и рот разинул.

Спустя секунду неловко закашлялся. Потом растерянно почесал затылок и немного смущенно пробубнил:

— Получается, он намного старше тебя…

— Да! На четырнадцать лет. Ему тридцать два.

— Хм! А не староват ли паренек?

— Мужчина, — поправила его Юля. — Он — мужчина.

— Да хоть хрен с грядки! — взорвался малой. — Ты с ума сошла?

— Именно! Я схожу по нему с ума!

— Юлек, мозги-то включи! А что если он… тупо использует тебя?

От подобного предположения Попова заливисто рассмеялась.

— В нашей с Маратом ситуации так можно подумать скорее обо мне!

— Юля!

— Что? — невозмутимо.

— Ты… ты прямо… спишь с ним, что ли?

— Да, сплю! Причем во всех смыслах этого слова! — отрезала строго. — Что еще тебе рассказать? В каких конкретно позах я ему…

— Эй! — возмущенно. — Прекращай давай!

— Сам прекращай! С каких это пор ты в мою личную жизнь лезешь?

— С тех самых, когда тебя предали, разбили тебе сердце и вытерли о тебя ноги! А я не смог огородить тебя от этого, потому что ни хрена не знал!

— Костя, — Юля нежно обхватила ладонями его лицо, — все хорошо! Правда!

— Уверена?

— Как никогда!

Секунды, прошедшие в напряженном молчании, казались вечностью.

Наконец малой едва заметно кивнул. Раздался его тяжелый вздох:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь!