— До кого? До декана? Она давно в курсе ситуации! До ректора? Так у него у самого рыльце в пушку! Я уволюсь лишь в одном случае — если сам захочу. А до этого момента никто меня не тронет. Я — основной дисциплинирующий и мотивирующий фактор нашего учебного заведения. В отличие от тебя, они это понимают. Что до моей личной жизни… их она не касается. Отношения преподавателей со студентами не поощряются, конечно. Но они и не запрещены. Мы — взрослые совершеннолетние люди, и вполне способны сами принимать решения. И мы с тобой приняли его! Не так ли?
— Угу.
— Еще момент, — Каримов выждал паузу, — у нас с твоей матерью состоялся сегодня достаточно серьезный и весьма откровенный разговор.
Он крепче сжал ее в кольце своих рук.
Мазнул губами по виску, и тихо продолжил:
— Я сказал ей, что забираю тебя. Насовсем. Что больше ни одной ночи не намерен проводить без тебя, сопящей на соседней подушке. Или у меня под боком. Или тупо подо мной. Что ты — часть моей жизни, и находишься в зоне моей ответственности. Твои проблемы теперь — не ее забота. Что ты — моя! И переезжаешь ко мне! Без отговорок. И без промедления. Это ясно?
Будучи не в состоянии возразить хоть что-то, Юля заторможенно кивнула.
От его слов в глазах нещадно жгло. Щипало. А сердце взволнованно трепыхалось в груди. Даже дышать, и то было чертовски тяжело.
Тем не менее, стараясь не выказать своего смятения, она глупо хихикнула:
— Выходит, не зря Костик сумку с моими пожитками собирал!
— М-м-м? — недоуменно, и очень сонно.
— Он решил выгнать меня из дома, чтобы я приняла твое предложение.
— Твой брат — отличный паренек! — Каримов зевнул. — Вырастит достойным мужиком. А за сумку его… надо бы… поощрить. Креативно.
Юля грустно улыбнулась, вглядываясь в темноту. Притихла и задумалась, прислушиваясь к ровному дыханию своего мужчины, и к размеренному стуку его сердца. В голове было столько мыслей, столько воспоминаний, связанных с ним. Сейчас многие вещи воспринимались совсем иначе. Под другим углом. От того и на глазах выступили слезы. Он столько раз помогал ей. Бескорыстно. Безвозмездно. Столько раз спасал. Попова проморгалась, запрещая себе плакать. И все же, игнорируя комок в горле, тихо позвала его:
— Марат?
Он откликнулся не сразу. Очевидно, уже засыпал.
— М-м-м? — промычал невнятно, спустя несколько секунд.
— Спасибо!
— За что?
— За все! Никто никогда не делал для меня столько, сколько делаешь ты!
Вздохнув, Марат закинул на нее свою ногу, пленяя девушку окончательно.
— Никто никогда не любил тебя так, как я! — буркнул он, проваливаясь в сон.
А из глаз Юли все же хлынула соленая влага. То были слезы облегчения. Слезы радости. И эйфории. Сладкие… невозможно сладкие слезы.
— Знаешь, что я сделаю в первую очередь, когда мы вернемся в город? — прошептала нежно, прекрасно понимая, что он ее уже не слышит. — Я станцую для тебя, мой грозный профессор! Мой… любимый Серп!
Эпилог
— Забеременеть с первого раза крайне сложно, да? — громко всхлипывала Юля, что есть мочи сдавливая его ладонь во время схватки. — Мизерный риск, да? Обманщик! Ты сделал это тогда… специально!
— Да, пташечка. Все так и есть.
— Лгун! Чтобы я еще хоть раз тебе поверил-А-А-А!
Марат остервенело стиснул зубы, лишь каким-то гребанным чудом, не стерев их в порошок. Затем прикоснулся губами к ее вспотевшему лбу. К виску. К макушке. Внутри него словно вулкан извергался. От ее криков и стонов, полных боли, ему хотелось крушить все вокруг. Разнести к чертовой матери всю эту хваленую и престижнейшую частную клинику их города, потому что… Юля мучалась… уже несколько часов. А эти ослы никоим образом не облегчали ее муки. Они даже не пытались, объясняя все тем, что схватки — естественный процесс. И достаточно болезненный. Нужно терпеть.
Юлю поместили в отдельную палату и ждали… а хрен их знает, чего они там все ждали! Раскрытия какого-то. Но его девочке становилось все хуже и хуже. Все больнее и больнее. Она вскрикивала все чаще, и срывалась на него все стабильнее. Однако, и нуждалось в нем, как никогда. Очень явственно ощущая это, Марат обнимал ее крепко, и целовал жадно. Шептал на ухо всякий бред, пытаясь хоть немного отвлечь свою малышку. Хоть немного успокоить. А сам при этом, буквально сходил с ума. У него рассудок мутнел, и душа наизнанку выворачивалась. Не выносил он ее слез. Зверел просто.
Сатанел от ее боли. Благо вместе с ними сейчас присутствовала его мать — Таисия Семеновна. Как и мама Юли — Наталья Васильевна.
Та тоже примчалась, в город, едва узнала, что у ее дочери отошли воды.