Тадзимас

Было чему противостоять. Уж это вам понятно. А панацея от всех бед – творчество. У меня – всегда так. Эпатировать мне, например, никого не хотелось. Я всегда много работал. Кто позадиристее был в молодости, тот, может, и эпатировал. Я занимался своим делом – литературой. Какой может быть протест против Вселенной, мира? Мы живем в мире, во Вселенной. Задача художника – ощущать и в меру сил выражать взаимосвязь всего сущего в мире.

При советской власти, как вы знаете, параллельно существовали две литературы – официальная и неофициальная. Это две разных планеты. У каждой – свои конкретные реалии литературной жизни. Их множество.

Задачи мы перед собою ставили прежде всего творческие. Документы – разные манифесты и прочие образчики самоутверждения – были, конечно. Да как-то и позабылись. Не знаю, сохранились ли. Почти все из того, что было в моем архиве, – пропало. Не в них ведь, не в этих самых манифестах, дело. А в творчестве.

Ну конечно же, СМОГ был литературным явлением. Да еще каким! Вы пораспросите-ка очевидцев, тех, что с бою прорывались на наши вечера. Вы поговорите с читателями нашими. Небось, у кого-нибудь да сохранились те, прежние, самиздатовские сборники. Мало ли что вообще могло сохраниться? Утраты утратами, а народ у нас бережливый. Если очень надо – сохранят то, что считают нужным.

Кое-кто хотел было сдвинуть СМОГ на политические рельсы, тем самым всем нам усложнив жизнь. Но политика и литература – понятия не просто разные, а заостренно полярные. И говорить следует – о литературе. О тех, кто сумели выжить, сумели стать настоящими поэтами, прозаиками, и следует говорить, следует вспомнить. Остальное скажут их тексты.

Самиздат – российская, с многовековыми традициями, форма существования литературы. Он не исчезнет никогда, наверное. Мы в молодости много и охотно читали свои стихи, везде были желанными гостями. По мере взросления мы стали предпочитать, чтобы любители поэзии знакомились с нашими писаниями, читая их с листа. И я первый начал предпочитать такое вот общение с читателями. Несть числа этим самиздатовским сборникам.

Представители официальной советской литературы относились к ним по-разному. Кто-то сочувствовал, кто-то возмущался и реагировал, то есть множил число запретов. Белых ворон там сразу распознали. Вот я, с вами беседующий, и есть типичнейшая, известнейшая белая ворона. Смотрите на меня. Какой уж есть. Что? Седая ворона? Ну и шутка. Ничего, прощаю. Пусть так: седая белая ворона. В нашей, неофициальной, литературе все было куда проще – там мы сразу стали своими. Какая из двух этих литератур была настоящей? Со временем все прояснится. И так уже многое стало ясным. Западные слависты признают одну – неофициальную. Можно не быть столь категоричными. Но наша – лучше. Это уж точно. Она подлинная.

Никакой поддержки от советских мэтров не было. Меня поддерживали, в меру возможностей, добрым словом, а не делом, Арсений Тарковский, Аркадий Штейнберг, Лев Славин, – но что они могли тогда? Они были просто порядочными и талантливыми людьми. Внимание их – дорого.

СМОГ никогда не распадался. Как может распасться светлая идея? Чушь все это, ерунда. Не верьте злым языкам. Их в Москве предостаточно. И в Питере. И мало ли где еще. СМОГ никогда и не мог распасться – он внутри каждого из нас. Поверьте, очень много пришлось поработать, чтобы со спокойной душой сказать это краткое слово: сумел. Все, кто живы, трудятся на ниве родной словесности – или на прочих поприщах. Нам не нужна групповщина. Само понятие – СМОГ – для нас выше и серьезнее, нежели крик, сбивающий в стаю. Разные индивидуальности, у каждого своя манера письма, разные характеры, по-разному сложившаяся жизнь у каждого. Сейчас модно, говорят, «тусоваться». Если не бываешь на всяких сборищах, тебя по меньшей мере странным считают. Меня, например, считают блаженным. Так вот, я не «тусуюсь». Полагаю, что и остальные. Мы живем и работаем. Я себя всегда вел и веду именно так.

Леонид Губанов умер в восемьдесят третьем году. Наследие его – несколько полновесных томов своеобразнейших произведений. Появляются публикации в периодике и книги. Не единожды делал я губановские публикации. Даст Бог, еще помогу прозвучать слову друга.Кублановский вернулся уже давно из эмиграции в Россию, издает и переиздает, в разных вариациях, свои сборники стихов, выступает в печати как публицист.

Аркадий Пахомов издал книгу, были у него и публикации в периодике. Стихов у него мало. Зато жизнь – увлекательная книга. Взял бы да и написал свои воспоминания. Так нет же, только смутно намеревается. Все больше в устном исполнении звучат его рассказы о былом. Да и те уже, будучи давно всем знакомыми, несколько потускнели. А время идет и идет. Опомниться пора бы в зрелых-то летах. Садиться и работать.

Саша Соколов живет в Канаде, издается на Западе и на родине. Вернее, он и там, и здесь опубликовал уже то, что написал: три романа и небольшую книжку эссе. Надеюсь, он пишет свою интересную прозу и в наши дни междувременья.