Тадзимас

Шумеры – выходцы из Поднепровья. Из древней нашей Аратты – Страны хлеборобов. Из сумеречной страны – для более южных народов. Подумать только, так недалеко географически, по количеству километров, по расстоянию, от наших, приднепровских степей, до этих вот, новых мест обитания, где жили и другие народы, на этих более южных широтах, – и вот уже привыкли относиться переселенцы к своей прежней родине, как к северу, и называли наши цветущие, солнечные края – сумеречными. Они казались им отдаленным, труднодостижимым севером. Пообвыкли, пообжились люди на новых местах – и уже им не до миграций, не до передвижения с одних земель на другие, – что, надо заметить, широко практиковалось в древности. Привычка – вторая натура. И не то чтобы лень-матушка удерживала на месте, призывала к такой вот, исключающей всякие перемещения туда-сюда, оседлости. Нет, удерживала на месте – работа. Труд. Переселенцы были трудолюбивыми людьми. И чего метаться взад-вперед, спрашивается, ежели и так забот своих по горло каждый день, с утра, до ночи! А всего-то надо было – с территории Шумера – пройти несколько вверх, по землям Малой Азии, потом – пройти по перешейку, тогда еще существовавшему, на месте нынешнего Босфора, – нет, я вспомнил: в пятом тысячелетии до новой эры море уже размыло этот перешеек, и образовался пролив, а Шумер, зарождение его – это рубеж четвертого и третьего тысячелетий до новой эры, – но все равно – можно было и вплавь пересечь, на судах каких-нибудь, на челнах, мало ли как, – этот сравнительно недавний, новообразованный и мешающий таки передвигаться по старинке, по суше, не спеша, на повозках, запряженных быками, да и пешком, – пересечь узкий пролив – можно было, а потом – все выше и выше, вдоль Черноморского берега, и еще вверх, и правее, и углубиться в родные степи – и вот она, прежняя родина. Делов-то. Совсем близко. Чуть ли не рукой подать.

(…Надо же! Как ведь бывает! Я сообщил шумерам этот маршрут – и тут же припомнил, что передвигались они по другому пути – через Крым и Тамань, потом через Кавказ. И соответственно, через Кавказ, Тамань и Крым – обратно. Лучше не советовать своим землякам изменять то, что было у них давно уже налажено!..)

Пришельцы из Поднепровья все это прекрасно знали. И связи со своей предыдущей родиной никогда не теряли. Да и как ее можно потерять, как ее можно утратить, или оборвать разом, эту кровную, глубинную, почвенную, духовную, незримую, но прочнейшую связь? И зачем? Это равносильно самоубийству – потому что дух убивает, свет гасит. Кто бы в древности додумался до такого? Кто бы пошел на такое? Уж что-то, а историческая память была и свежа, и жива. И никому тогда и в голову не приходило лишать людей исторической памяти. Наоборот! Ее хранили. Как и прочную память, всю память – обо всем, что с народом связано. Связь с Араттой регулярно поддерживали жрецы. Все было четко, по тем временам, налажено. На путях жрецов немало чего интересного оказывалось. Древнее, одно из наиболее значительных в наших степях, да и вообще, пожалуй, во всех евразийских землях, святилище называется – Рука царицы степей. Теперь называется оно – Каменной Могилой. Находится оно неподалеку от Мелитополя. Когда-то это был остров. А теперь это состоящий из песчаника холм со множеством всяких пустот, пещер. Там, в этих пещерах и гротах, шумерские жрецы – а это те же люди, что и жрецы, правившие Араттой, – делали рисунки и надписи. Эти изображения и письмена достаточно хорошо сохранились.

Холм с пустотами. Подобие пчелиных сотов.

Ведь именно так – пчелиные соты, некое кристаллическое образование – вижу я внутренним зрением свои книги, когда пишу их. Да еще и – слышу их всегда.

Могилами называют на Украине курганы. Их у нас очень много. Мифология их тоже об очень многом говорит. Она такая же, как в Ригведе. Все шумерские царские династии – выходцы, естественно, из наших степных краев.

И в Кривом Роге, прямо там, где я вырос, на Гданцевке, в заречном, за Ингульцом, зеленом и тихом месте, был древний курган, который назывался – Царская Могила. Коли так назывался – значит, и захоронение в нем особое: жреческое, царское. Такие курганы ставили именно у рек. И наше заречье тоже называлось раньше именно так, как и сам курган. Потом стало называться Тихим Притулком (от слова – притулиться, прислониться), что перевести можно с натяжкой, как Тихий Приют, – ну, место, где можно притулиться наконец – и есть ведь к чему притулиться: к природе, к тишине, к покою, к воле, к людям, – а уже гораздо позже стало называться Гданцевкой. Как всегда это бывает: разные исторические времена – разные названия. А место – одно и то же, давным-давно обжитое. Хоть я говорил уже об этом выше, не лишним будет напомнить об этом же еще раз. Там, где я вырос, жива память об ушедших когда-то на юг и на восток одноплеменниках.

Вот почему наши курганы таят в себе, в числе прочих, шумерские письмена и рисунки. Специалисты уже читали эти надписи. Им есть о чем поразмыслить. Хотя бы о прямой связи русской и шумерской мифологии.

Да и везде она прослеживается, эта связь, и не только к шумерам тянется эта незримая, духовная нить. Откуда же ей еще тянуться, если не с территории нынешней Украины – исконной, древнейшей Руси, почвы духа и света, основы основ, из колыбели общей нашей? А рисунки – ну, они куда более доходчивы. Изображены, например, мифы о шумерском боге Энлиле – нашем древнем русском Леле. И так далее, как любил говорить Хлебников. В украинском языке – куда более близком к тому, древнерусскому, да и прарусскому, на основе которого был при переселении в Индию, из наших же мест, – а по пути к выходцам с Украины присоединились еще и жители Поволжья, и обитатели Южного Урала, – создан Рамой санскрит, – в украинском, повторяю и подчеркиваю, языке сохранились многие слова, из тех, что были разнесены в разные стороны света уходящими на новые земли частями единого многоплеменного народа. В том числе и шумерские слова. Кстати, и само слово курган – это шумерское кур-ан, кур-галь, – это и само по себе понятно, по корню, по звучанию слова, да и учеными доказано. И означало это – у шумеров – Гора Неба. Но это – к слову. Чтобы не было у нынешних, живущих на стыке двух столетий и двух тысячелетий, людей, общих наших с вами современников, – затмения памяти.