Таэ эккейр!

— Вот даже и не вздумай спорить, — с непривычной спокойной твердостью возразил Эннеари, когда Лерметт устремил на него обвиняющий взгляд. — Да, то, что я сейчас сделал, отвратительно. Зато, к сожалению, неизбежно. У тебя, знаешь ли, выхода другого нет. Ты не можешь позволить себе тратить силы на скорбь. Слишком их у тебя сейчас мало. А времени — и того меньше. Тебе не горевать надо, а лежать смирнехонько, пока твои раны не срастутся — а потом лететь в столицу, что есть духу. И решения там принимать, опять-таки не в горячке горя, а на трезвую голову. Чтобы лишнего не натворить. Вот как разберешься, один ли этот мерзавец измену затаил или за ним еще заговорщики стоят, как порядок наведешь — тогда и будешь отца оплакивать. Я ведь твою скорбь у тебя не отнял, а только отстранил на время. Пришлось.

— Да, — прошептал Лерметт, заново дивясь движению собственных губ и звуку своего голоса.

— Тебе нужно как можно скорее подняться — а горе исцелению мешает, сам ведь знаешь, — добавил Арьен.

— Но разве ты не...

— Нет, — покачал головой эльф. — Я тебя только сложил... хорошо сложил, волокно к волокну свел, осколок к осколку, у тебя даже шрамов не останется. Но теперь это все должно срастись по-настоящему. Такие глубокие раны заращивать полностью единым разом я пока еще не умею.

Теперь Лерметт понимал, что творилось с его телом. Он представил себе, как внутри него волоконца рассеченных мышц упрямо искали друг друга, чтобы воссоединиться, и ему сделалось жутковато.

— Одним словом, лежи и не вертись, — заключил эльф и, помолчав, добавил. — Тебе не холодно?

— Нет, — ответил Лерметт, только тут сообразив, что обнажен до пояса. Он лежал на расстеленном плаще, и даже под голову ему Эннеари ухитрился что-то пристроить — скатанную рубаху, не иначе... ну, или нечто в этом роде... и костер рядышком горит... костер? Да, костер Лерметт помнит... и тех, кто сидел возле него — тоже. Тех, кому безоружный Лерметт пытался продать свою жизнь как можно дороже... он скосил глаза, пытаясь высмотреть, что же Арьен с ними такого сделал — ведь их, как-никак, было двадцать человек — но не увидел вокруг никого. Ни единого тела. Даже трава, и та не примята.

— Это другой костер, — произнес Арьен, верно истолковав его недоуменный взгляд. — Я сначала перенес тебя, а уж потом за твои раны взялся. Неужто я стал бы тебя исцелять посреди этой... — Эннеари запнулся, и его слегка передернуло. — Этой бойни.

— Как... ты их... одолел? — Слова пока еще приходили на язык отчего-то не сразу, но Лерметт знал, что это ненадолго.

— Совсем не так, как собирался, — усмехнулся Эннеари, отнимая руки от его висков. — Помощник у меня выискался — могучий, не мне чета.

— Кто такой? — Эти два слова проскользнули сквозь горло уже лучше, значительно лучше.

— Белогривый, кому же еще быть, — сообщил Арьен. — Черному Ветру я велел себя дожидаться — вот он и ждал. А Белогривому никто никаких приказов не отдавал. Так разве он мог оставить тебя в беде? Не забывай, он ведь тебя выбрал.

Белогривый... да, Лерметт помнил не только свист стрел, но и ослепительную вспышку торжествующей ярости — как же мог он даже на грани сознания не распознать зов своего скакуна!

— Притом же у него здесь был магнит еще и другого рода, — добавил Эннеари, улыбаясь. — Куда как притягательный.

— Это какой? — удивился Лерметт.

— А ты сам посмотри, — посоветовал Арьен, улыбаясь еще шире. — Да не туда, правее.

Лерметт посмотрел правее, и глаза его распахнулись изумленно и весело. Зрелище, открывшееся его взору, всяко заслуживало того, чтобы его увидеть. Мышка, хотя и утомленная еще недавней скачкой, вовсю наслаждалась своей негаданной участью. Она то и дело пускалась рысцой, одновременно неуклюжей и грациозной, и отбежав в сторону самую малость, оборачивалась и невинно косила назад темным влажным глазом — да Лерметт поклясться был готов, что она хлопает ресницами, совсем как молоденькая горничная, которая отлично знает, что делает, но притворяется, что никакого понятия не имеет. Устоять перед подобным призывом не было решительно никакой возможности, и рыжий ухажер мгновенно откликался на манящий взгляд дамы его могучего лошадиного сердца. Белогривый шумно вздыхал, одним мощным прыжком преодолевал расстояние до кокетливо вздрагивающей Мышки, фыркал и нежно опускал голову ей на холку — для чего ему приходилось изрядно сгибать шею, учитывая разницу в росте. На несколько мгновений Мышка замирала от удовольствия, затем выскальзывала из-под ласк своего кавалера и впритруску повторяла маневр.

— Что он в ней нашел?! — вырвалось у Лерметта. Действительно, более гротескной парочки, нежели статный красавец Белогривый и низкорослая мосластая косолапенькая Мышка с мохнатыми щетками так сразу, с ходу, пожалуй, и не придумаешь.

— Извечный мужской вопрос, — с шутливым вздохом развел руками Эннеари. — Иногда на него даже удается получить ответ. Но только не в этом случае. Со мной этот рыжий мерзавец просто отказывается разговаривать. Вообще. Демонстративно.