Таежная месть

– Ты силен, бродяга, – уважительно протянул Аркадий. – Если бы мне про такое кто-нибудь сказал, так я бы ни за что не поверил. Как это тебе удалось?

– Сам не знаю. Возможно, рука у меня тяжелая.

– У меня бы точно не получилось, дрогнула бы рука. Так может его того?..

– Чего того?

– Пришибить, пока он в чувство не пришел.

На какое-то мгновение Антошка открыл глаза, заставив невольно замереть нас от животного страха. Но плотная хмельная пелена, застилавшая его глаза, не давала увидеть даже на расстоянии вытянутой лапы. Пробурчав что-то невразумительное, медведь вольготно распластался, оттеснив меня задними ногами подальше к двери.

– Знаешь, Тимоха, а мне почему-то кажется, что он на пьяного медведя очень смахивает.

– Как ты догадался?

– Ну-у… Я веду себя точно так же, когда перепью.

– Все так. Браги он обпился, вот и лежит здесь.

– А чего же он в лес-то не ушел?

– Видно, ему здесь больше нравится.

– Теперь понятно, почему брагой весь пол залит. Духан-то знатный, чую, – подтвердил Аркадий. – Вот медвежья рожа, не столько пил, сколько пролил! – не на шутку осерчал мой приятель. – Что за натура у него такая, даже здесь умудрился нашкодить. Теперь на сухую придется перетирать!

– Ничего, чаем как-нибудь разбавим.

Аркадий лишь отмахнулся. Остаток дня без браги представлялся ему безнадежно потерянным.

– Ну, я пошел, – выскользнул он за дверь.

Я невольно подивился:

– Куда?

– Как куда? За ружьишком, конечно! – уверенно сказал Аркаша. – Или ты предлагаешь задушить этого людоеда голыми руками, пока он спит?

– Задушить, конечно, не получится…

– Ну, чего стоишь? Потопали!

Аркадий скорым шагом заторопился к избушке, стараясь не шуметь, ступил на порог и открыл дверь. Трудно сказать, что именно не позволило мне зашагать следом за Аркашей. Может, чувство вины перед медведем? Обпившийся, хмельной, распластанный, изнеженный, он выглядел весьма доступной добычей – достаточно было только приладить ствол винтовки к его виску и выстрелить. Для этого не нужно было ни отваги, ни смелости, ни крепкой руки, ни мастеровитости, что так отличает опытного промысловика от прочих охотников. Зато медведь, спящий в берлоге, совершенно иной, он не похож на того, которого я видел сейчас: тот чуткий, реагирует на каждый шорох и крайне опасен, потому что берлога – его дом. Никогда не знаешь, с какой стороны зверь может выскочить и напасть. Очень часто медведь набрасывается сзади, и пощады уже не жди! Медведь вообще не знает, что такое жалость. А этот, что сейчас лежал на полу, совершенно не реагировал на внешние раздражители, пребывал во хмелю, видел какие-то свои медвежьи сны, совершенно не подозревая о том, что костлявая крепко держит его за мохнатую шкирку. Да что там говорить – ему можно было просто перерезать глотку безо всякого риска! А если это так, то это уже не охота, а откровенное убийство. Даже такой страшный зверь, как Антошка, достоин честного поединка.

– Антошка, вставай, – негромко произнес я. – Иди прочь! Пока тебя здесь не бабахнули…

Глаза у медведя оставались закрытыми, вот только уши чуток дрогнули, среагировав на звук.

– Вставай, если не хочешь, чтобы тебя здесь зарезали, как пьяную скотину! – произнес я уже громче. – Ты меня пощадил, и я возвращаю тебе должок. Так что мы теперь в расчете!

Медведь плотно прижал уши к голове, а потом разлепил глаза. Можно было только догадываться, что сейчас творится в его звериной башке: перед глазами расплывались все предметы, и требовалось время, чтобы сфокусироваться на чем-то одном. Кажется, он пытался угадать источник звука, чего ему никак не удавалось.

Наконец, медведь пошевелился, тряхнул крупной мохнатой головой и не без труда поднялся на короткие толстые лапы. Неожиданно его повело, животное качнулось, но устояло на месте (окажись у него меньшее количество лап, так он вновь растянулся бы на полу, залитом душистой брагой).

Пятясь, я выбрался во двор. Медведь, слегка покачивая крупной мохнатой головой, шагал следом. Приподняв длинную черную морду, шумно вдохнул в себя сладковатый бражный дух и слегка оскалил пасть. Один прыжок – и у меня не будет ни одного шанса на спасение. Под пристальным медвежьим взором хотелось сжаться до размеров мыши, сделаться совершенно невидимым. Самое главное – не поддаться панике, не пуститься наутек, подставив зверю незащищенную спину. Вот тогда в нем сработает инстинкт охотника, и он бросится следом. Ему достаточно будет ударить раз тяжелой когтистой лапой, чтобы мне уже никогда не подняться.

Но Антошка вдруг потерял ко мне всякий интерес. Энергично закачал головой, как если бы хотел избавиться от щемящей черепной боли, и потопал в распахнутую дверь. Выбравшись из сарая, приостановился, смерил меня долгим выразительным взглядом, как если бы хотел сказать: «Не до тебя сейчас! Потом поговорим, мы еще с тобой встретимся». И потопал в сторону поваленной изгороди.