Таежная полиция

– Оно нам и без надобности, – ответил второй старик. – Тебе, никак, до людей надо добраться, чтобы сообщить? Может, тебе и не в город надо. Есть тут место и поближе, где люди есть. Может, через них как сообщишь свое дело.

– Что за место? Где?

– Недалече, километров сорок отсюда. А место это нехорошее. Давно, лет десять, может, тому назад, устроили там захоронение какое-то, или могильник. По-разному, мы слышали, называли. И так и эдак называется плохо. А место гиблое. Живность всякая оттуда ушла, и Куманка, речка наша, обмелела год спустя. Огородили там проволокой ржавой и возят по рельсам туда-сюда бочки большие.

Гуров слушал и кивал. Его это очень устраивало. Судя по рассказу малограмотных стариков, там был либо завод по утилизации химических отходов, либо в самом деле могильник, захоронение этих же самых отходов. В любом случае там есть обслуживающий персонал и там должна быть связь. Только вот Татьяна!

– Ежели беда у тебя в самом деле, то о девке своей не беспокойся. Наши бабы выходят ее, на ноги поднимут. А там или сам вернешься, или люди добрые в город вывезут. А здесь ее никто не обидит.

– Спасибо вам, мужики, за приют, за доброту вашу, – искренне сказал Гуров. – Всем бы людям быть такими, насколько жить было бы легче.

– А ты не кручинься, молодец, – усмехнулся старший старик. – Легкая жизнь, она только во вред. Нету пользы от легкой жизни. Вона, и электричество изобрели, и машины всякие, а легче стало жить от этого? Легко живется тем, кто в труде живет. От землицы оно и на душе легко, и работается легко. И помирать легко, в согласии с миром и людьми.

Однако не так легко живется только в труде, да без электричества и машин. Это Гуров понял уже поздно вечером. Он сговорился со стариками, что они соберут его в дорогу, и на следующее утро с рассветом он отправится в путь, а Татьяну оставит пока здесь. Девушке сыщик все рассказал честно, и она согласилась пока пожить в этом странном поселке из трех домов. Ей стало немного лучше, и, как врач, признаков воспаления легких она у себя не наблюдала. Женщины были добры к ней, ухаживали душевно, как за своей родной. Татьяна только попросила, чтобы перед уходом Гуров зашел к ней попрощаться.

Гуров сидел на завалинке и курил перед сном. Ночь была звездная и холодная. Он кутался в старый ватник и смотрел на небо, думая о своих делах и Алине, которую он так и не смог уберечь. Где она сейчас, что с ней?

– Дядечка, – тихо сказали совсем рядом.

Гуров повернул голову и увидел ту самую женщину, которая первая попалась ему на глаза утром. Теперь-то он знал, что ей не тридцать-сорок, а всего лишь двадцать шесть лет. Она была почти ровесницей Татьяны и Алины, но выглядела намного старше. Вот вам и жизнь в ладу с миром, людьми, собой и Богом… Девка сейчас выглядит как взрослая баба, а лет через десять старухой станет.

– Дядечка, вы завтра от нас уйдете?

– Да, Авдотьюшка, ухожу завтра, – назвал девушку Гуров так, как ее называли другие женщины.

– И не вернетесь больше?

– Кто знает, – задумчиво ответил Гуров. – Таня с вами не пропадет. Если и не смогу вернуться, вы ей сами поможете в город попасть. К вам ведь егеря и лесники наведываются.

– Вы за Танечку не беспокойтесь, дядечка, – взволнованно заговорила девушка и подсела к Гурову совсем близко. – Я ведь о другом сказать хотела…

– Говори. Спроси что хотела?

– Дядечка, вы не сердитесь… я не знаю, как сказать, – еще больше заволновалась Авдотья, теребя уголки своего платка и опуская глаза, – вы только не рассердитесь и батюшке не говорите.

– Да что с тобой? – удивился Гуров, стараясь говорить так, чтобы его голос звучал тепло и мягко. – Ты чего хочешь-то, Авдотья?

– Ребеночка… – почти беззвучно прошептали девичьи губы. Авдотья закрыла лицо руками, и голос зазвучал глухо, с мольбой: – Нету ведь у нас мужиков-то и не будет. И мужа у меня никогда не будет, а ребеночка очень хочется. Не могу я в девках век доживать, не хочу! Я ить готова в грехе родить, без благословения родительского и Божьего, только бы родить.

– Н-ну… – поперхнулся Гуров сигаретным дымом, – ну, ты даешь, я и не готов… даже к разговору такому, а тут сразу…

– Дядечка, – девичьи губы зашептали горячо в самое ухо, а пышная грудь прижалась к локтю сыщика, – я же понимаю, что Таня, она вон какая красивая! Неужто я совсем… чтобы мужик меня не хотел приласкать в постели-то? Господи! Срам-то какой, прости меня Господи…

– Ну, что ты, Авдотьюшка, – смущенно заговорил Гуров. – Ты хорошая, ты обязательно… будут у тебя еще, как бы тебе это сказать-то… Найдется еще жених, и без греха, по любви! И благословение будет, и дети, в любви рожденные…

– Да где ж он будет-то, – чуть ли не рыдая, сказала девушка, – ведь не ходит и не ездит к нам никто. Пожилые одни да старики.

– Я же женатый, Авдотья, – привел Гуров свой последний козырь.

– А и что! – зашептала девушка. – Чай, не жениться прошу! И твой грех отмолю, до конца дней моих молиться буду и Матерь Божью, заступницу, просить буду о снисхождении. Ой!