— Вот и хорошо! — обрадовался Денис. — Теперь все в порядке. Сами понимаете — не моя лодка-то. Общественная…
Заведующий, присев к столу, стал что-то писать. Рыбак снова опустился на стул.
Тут Климов, не в силах больше сдержать своей радости, воскликнул:
— А ведь я нашел, Лев Филиппович! Нашел черную смородину, устойчивую против антрокноза!
— Неужели? — быстро обернулся к нему Столяров.
— Вот! — открыл Владимир жестяную коробку.
Он бережно развернул сырой мох и, вытащив из него несколько черенков смородины, торжественно поднял их над головой.
Денис, ожидавший увидеть что-то необычное, разочарованно протянул:
— Значит… рисковал ты жизнью из-за этих веточек?
— Эти веточки, Маркович, дороже золота! — ответил Климов. — Я уверен, что мы получим от них новый сорт нашей, северной смородины, которая не будет бояться страшной болезни — антрокноза.
— А что это за болезнь?
— «Ржавчиной» называют ее в здешних местах. Листья желтеют, осыпаются. Смородина плохо растет, ягоды бывают щуплыми… И знаешь, что самое скверное? Нет здесь от антрокноза никакого спасения, поражены им все ягодники. Я прошел по тайге много километров и разыскал только несколько здоровых кустов. Вокруг все в «ржавчине», а они целехоньки!
Владимир улыбнулся и заключил:
— Поэтому-то я так цепко держался за свой рюкзак, хоть он и тянул меня ко дну.
— А я ведь тогда не совсем хорошо о тебе подумал, — откровенно признался Денис. — Терпеть не могу жадных людей…
Коробов хотел сказать еще что-то, но в это время заведующий позвал его к столу.
— Вот, пожалуйста, — протянул он Денису записку. — Утром зайдете в бухгалтерию, получите деньги за лодку.
Рыбак взял бумажку, повертел ее в сильных, узловатых пальцах и медленно положил возле чернильного прибора.
— Погодим! — сказал он решительно.
— Почему же? — удивился Лев Филиппович. — Ведь вы говорите, что лодка была не ваша собственная.
— Лодка-то колхозная, — согласился Денис, — а только и товарищ Климов, оказывается, не для своего удовольствия по тайге прогуливался… Одним словом, доложу я обо всем правлению. Пусть решают…
— Нет, деньги вы все-таки получите! — вмешался Владимир.
— До свиданьица! — вместо ответа проговорил Коробов. — Будущим летом как-нибудь заверну посмотреть на вашу смородину…
Он пожал всем руки и, сутулясь от усталости, вышел за дверь.
Первопечатник
Катер приткнулся носом к берегу, и матрос, ловко спрыгнув на гальку, набросил чалку на камень.
— Дошли! — громко сказал старшина и хлопнул ладонью по штурвалу. — Дальше нам пути нет.
Ефим Осипович Егоров вышел вслед за старшиной из рубки. С верховьев дул холодный, пахнущий снегом ветер. Река морщилась беспокойной серой рябью. Дальше бились пенистые буруны, и одинокие льдины, наплывая на них, метались из стороны в сторону.
Льдины эти не давали покоя Ефиму Осиповичу. Шуга шла все гуще: того и гляди, ударит ледостав! А до конца пути было еще далеко. От этой мелководной шиверы[5], через которую не мог перевалить катер, до фактории оставалось не менее двух суток хода. Где-то здесь их должны были встретить посланные с фактории лодки. На них следовало перегрузить шрифты и оборудование для типографии, открывающейся в отдаленном таежном районе. Егоров, назначенный заведующим этой типографии, ехал вместе со всем своим штатом: двумя наборщиками и печатником. Им предстояло дойти на веслах до фактории, дождаться там зимы и по первопутку двинуться на оленях к затерянному в тайге поселку.
Рассчитано все это было обстоятельно и правильно. Однако неожиданное похолодание грозило спутать расчеты Егорова. Приближалась необычно ранняя зима, на реке появилась шуга, и приходилось здорово поторапливаться, чтобы добраться до фактории до ледостава. Вот почему льдины, все чаще плывущие навстречу, не на шутку тревожили Ефима Осиповича.
Стоя у спущенного трапа, Егоров, насупясь, смотрел на неприветливый берег. Темная тайга подступала к самой реке, беспорядочными складками сбегая с пологих сопок. Нигде не было видно ни жилья, ни следа человека.
Ефим Осипович сердито пошевелил коротенькими колючими усами, до самых очков нахлобучил шапку-ушанку. Шагнув на трап, пробормотал:
— Лодок-то… не видно!..
— У мыска должны быть, в том вон заливчике, — махнул рукой старшина.
Он быстро вскарабкался на крутой обрыв и, оборачиваясь, крикнул:
— Люди!
Действительно, на берег из тайги вышли трое эвенков. Они гуськом, неторопливо шли к катеру, попыхивая трубками и негромко переговариваясь.
Встретили они прибывших так, словно знакомы были с ними всю жизнь и расстались только вчера.
— Драстуй! Драстуй! — протягивали они поочередно руки Егорову, старшине и вышедшим на берег матросам. — Долго, однако, плыли. Вторые сутки ждем…
— Так вы за нами? — повеселел Ефим Осипович, и под его колючими усиками неожиданно сверкнули ровные белые зубы. — А где же лодки?
— В кустах, — ответил один из эвенков. — Три лодки. Шибко большие лодки.
— Давайте их сюда, — засуетился Ефим Осипович. — Что ж время терять… Приготовимся, хлопцы, к перегрузке!