— В Харбине круто Хорват завернул — умен старик… Дай-то бог, энтот вздернет на сук кого надо… В Маньчжурии навел порядочек, пострелял советчиков… Благолепие, сказывают, в Харбине — полицейские, жандармы с медалями, в мундирах, все по-старому… Недолго и нам ждать.
В разгар празднества к воротам подкатила жуковская пролетка. Запряжка дышловая, по-городскому, в конские гривы вплетены ленты, сбруя в серебряных бляхах.
— Со свет-лым прр-а-а-здничком! — еле шевеля языком, поздоровался Селиверст Жуков.
Он бесцеремонно расцеловал хозяйку.
— Слышали новость? — еще с порога объявил Николай Жуков. — Американцы припирают красноштанных… В три дня приказано очистить Приморье… Русанов в Харбин меня в штаб-квартиру вызывает. Уж я теперь за все отыграюсь. Будьте спокойны! Образовано Приморское правительство Дербера, министр внутренних дел — Русанов, министр просвещения — Хомяков… Дальний Восток отделяется от Совдепии…
За столом притихли, не знали, верить ли основательно захмелевшему подъесаулу. Николая окружили, благодарили за хорошие вести, протягивали стаканы с вином. Новость взбудоражила всех.
— Господин подъесаул… Ваше благородие… — то и дело раздавалось в просторном зале.
Николай вошел в азарт. Рисуясь новенькой офицерской формой без погон, прохаживался по крашеному полу и сыпал угрозами.
— Вы б, Николай Селиверстыч, остереглись, — осторожно заметил Илья. — У Сафрона везде уши…
— Плевал я на Са-фррона! Ему с Федоткой висеть на церковной площади… В ногах будут валяться…
Вошла Наташа с подносом в руках. Николай облапил ее сзади, запрокинул голову, стал целовать.
— Христос воскресе!
Наташа вырвалась, хлестнула подъесаула наотмашь по щеке, хлопнула дверью. Жуков побагровел.
— Ну, погоди, чертовка!
Он взял под руку Савву, вывел в сад. Аграфена поставила перед ними на столик водку и ушла.
— За душу взяла, — бормотал Жуков. — Не могу больше! Ты ужо, Савва, постарайся, я в долгу не останусь…
— Да мне чего! Крой, ежели подступишься… Как бы она тебя не пырнула ножом. А я со всем удовольствием.
— Будь покоен, не пырнет. Завези ее к нам на заимку.
— Как бы Сафрон не дознался — застрелит.
— Ну и трусы вы с Ильей! Проси что хочешь.
Жуков достал бумажник. Отсчитал несколько бумажек, кинул на стол.
— Держи задаток! Твое дело доставить девку на заимку, остальное сам обделаю.
Савва взял деньги, сунул за пазуху.
— Рискованное дело… Дешево, однако… Деньги-то, сам знаешь, бумага…
— Это задаток. Как дело обтяпаю — буланого жеребца приведу, а бумажные обменяю на золото.
— Тогда церковный порядок, — крестясь, вздохнул Савва. — Ладно, уж только ради особого к вам расположения, Николай Селиверстыч.
Ударили по рукам и разошлись.
Всю ночь Савва ворочался с боку на бок. Грезился буланый жеребец, золотые империалы. Поднялся чуть свет. Запряг в легкий ходок на рессорах пару коней. Бросил полмешка овса. В нерешительности потоптался около лошадей, оправил сбрую.
Из окошка высунулась Аграфена.
— Куда ни свет ни заря собрался? — зевая, спросила она.
— Не твое дело, — озлился Савва.
Разбудил Наташу. Вышел во двор одетый подорожному, опоясанный патронташем, с ружьем в руках.
Наташа, подрагивая от предутренней прохлады, с недоумением следила за необычным поведением хозяина. Савва молча сунул ей брезентовый плащ.
— Возьми, дорога неблизкая.
— Куда едем спозаранок?
— Дело хозяйское, — буркнул Савва. — Все никак не привыкнешь: куда да почему? На кудыкину гору. Не у маменьки, чай, растешь. Садись!
Наташа свернулась калачиком на ворохе сена и задремала.
Утро теплилось голубыми тенями. Светлела в предутренних сумерках тайга. На небе золотился убывающий месяц. Над Уссури стелился туман. Где-то в клубящейся белизне вспыхивал бледный огонек, скрипели весла в уключинах. Рыбацкой лодки не видно, но блеклый месяц выстелил за ее кормой трепетную дорожку из ртути.
Кони шли размашистой рысью. Встречный ветер полоскал их густые длинные гривы.
Втянув в покатые плечи голову, Савва озирался по сторонам. Наташа заснула. Постукивали о гравий колеса, поскрипывали упругие рессоры.
Кони, роняя ошметья пены и тяжело поводя боками, все медленнее рысили по дороге, вьющейся над обрывистыми берегами.
В полдень показалась заимка. Новый дом и надворные постройки стояли в густой чаще дубов.
Серые волкодавы с лаем кинулись к запотевшим коням. Два поджарых кобеля, подпрыгивая, хватали их за морды. Савва соскочил с облучка, стал стегать собак.
Наташа отстранила хозяина, достала с тележки каравай хлеба, взяла за ошейник серого волкодава, приласкала.
Савва ушел в избу. Коней стал распрягать костлявый долговязый мужик. Собаки окружили Наташу. Она отламывала хлеб маленькими кусочками. Собаки, задрав черноносые морды, вывалив из жарких пастей розовые языки, следили за ее вскинутой рукой.
Звеня шпорами, придерживая рукой шашку в раззолоченных ножнах, с крыльца сбежал Колька Жуков, на плечах его сверкали погоны.
— Наташенька! Какими судьбами?
Наташа отвернулась.
Николай подошел, взял ее за руки.
— Уйди! — крикнула Наташа, вырывая похолодевшие пальцы из его жестких ладоней.