— Хоть я и пришел к вам, но я не ваш. Я беспощадно рубил врагов трудящихся и буду рубить. Но буду бороться с Лениным и Троцким, поскольку всякая власть является ярмом трудящихся. Пользы от власти никакой не было и не будет. Углубляй революцию, не давай ей погаснуть, поджигай мировое пламя под черными знаменами анархии!
Так и воевали глотовцы совместно с красными, но под своим знаменем. В конце декабря девятнадцатого под напором партизан и регулярных частей РККА разрозненные отряды белых ушли на Мариинск. По приказу Реввоенсовета Пятой армии красных партизаны должны были подчиниться регулярным частям. Глотов и Новоселов отказались выполнить этот приказ. Их арестовали и под конвоем отправили в Кузнецк. Пробольшевистски настроенные партизаны разоружили своих товарищей по оружию — анархистов. Суглобову удалось счастливо скрыться.
В начале января двадцатого Глотова и Новоселова перевезли в Кузнецкую тюрьму, откуда отправили в Новониколаевск. Не доезжая до города, Новоселов уговорил двоих конвоиров из бывших партизан и бежал с ними в Барнаульский уезд. А Глотова жестоко избили и выпустили до суда. Но суда не состоялось — не до того было красным: остатки белых армий уходили за Байкал, ускользали, как песок сквозь пальцы. А это было посерьезнее любого Глотова.
Пустившийся скитаться, Суглобов нашел себе двух-трех помощников из таких же бывших анархистов, весь «анархизм» которых состоял в том, чтобы побольше да побезопаснее урвать. Это импонировало Суглобову. Не горюя о Глотове и иже с ним, он стал одиноким охотником. В это время, весной двадцатого, он и нанес свой первый визит к Мизинову…
5
После создания меркуловского правительства генерал Вержбицкий и его соратники начали усиленно укреплять армию. Прежде всего переформировали казачьи части. Все полки: оренбургские, сибирские, отдельные сотни енисейских, — были сведены в отдельный казачий корпус, командовать которым назначили генерал-лейтенанта Бородина. Кроме остатков каппелевской армии генерала Вержбицкого, в Приморье находилось два пластунских полка забайкальцев и отряд генерал-майора Савельева.
Лето двадцать первого года проходило в подготовке к дальнейшим военным действиям. Целью было удержание Приморской области от красных. Для наступления требовалась более сильная армия.
В свою очередь, красные знали, что белые не уступят ни пяди земли без боя. Поэтому после занятия Хабаровска в их штабе усиленно готовились к наступлению.
… Мизинов приехал в город ночью. В сопровождении Кандаурова да еще двух казаков — Подзыкова и Чижа — нашел явочную квартиру полковника Сбродова. Сам полковник, герой Ледового похода генерала Каппеля, возглавлял теперь офицерское подполье Хабаровска, официально числясь старшим писарем портовой конторы. Мизинов неплохо знал Сбродова еще по девятнадцатому году, когда полковник служил в штабе генерала Пепеляева. Как полковнику удалось избежать подвалов чека — этого Сбродов и сам объяснить не мог, списывая все на милость Божию да на недолгий срок пребывания красных в городе.
— Но вы понимаете, Василий Кузьмич, что время идет, и не сегодня-завтра враги всерьез примутся за вас, я имею в виду все подполье, — предупредил его Мизинов.
— Всецело с вами согласен, Александр Петрович, — отвечал Сбродов, — потому и ждем вас, с той стороны, как манны небесной.
— Не все зависит от нас. Вы также должны потрудиться.
— Согласен. Дайте нам оружие, деньги. Сделаем все возможное.
— Именно для этого я здесь…
Пока Мизинов со Сбродовым обсуждали готовность подполья к выступлению, Кандауров с двумя казаками угощался чаем в людской большой квартиры тестя Сбродова — статского советника, бывшего члена правления Уссурийской железной дороги. Большевики были в городе еще совсем недолго, пока что обустраивались, а потому до репрессий «бывших» их руки еще не дошли.
— Благодарствуйте за угощеньице, — Кандауров поклонился хозяйке дома и заодно, на всякий случай, кухарке — рослой девке.
— Анисья, поди приготовь господину генералу постель, — приказала Мария Викторовна, жена Сбродова. — Вы, господа станичники, устроитесь здесь, в людской, места хватит.
— Премного благодарим, сударыня, мы люди неприхотливые, — ответил Кандауров.
Дебелая Анисья выплыла из комнаты, шелестя юбками.
— Как там настроение, во Владивостоке? Да вы садитесь, чего ж стоять, я ведь не генерал ваш, — хозяйка сама опустилась на табурет у стола, где казаки, глядя на вахмистра, спешили побыстрее дохлебать чай.
Кандауров присел.
— Так ведь чего во Владивостоке-то, — начал он. — Японцы, однако. Но порядок при их, ох порядок! Везде караулы, патрули. Кажись, не мы, а они Россию охраняют. И нас заодно.
— Стыдно, как стыдно! — хозяйка начала ломать пальцы рук, они хрустели, как сухие сучья в костре. — Что же этот Меркулов? Впрочем, не военный он человек! — хозяйка обреченно махнула рукой.