- Спасибо, - пробормотал Тарасик, выразительно прикрыв хрустальную рюмку узкой ладонью. - Но я не пью... И - потом - сыт, недавно обедал, добавил он, сглотнув тягучую слюну.
Куда там! Толкунов с одной стороны, Евдокия - с другой накладывали на его тарелку салаты, колбасу, поросятину. Прапорщик разливал коньяк.
- По таежному обычаю, - приговаривал он, - гостя встречают не словесами - выпивкой да закуской. Станете отказываться - обидите.
Пришлось согласиться. Правда Тарасик по примеру Серафима не заглотнул всю рюмку - культурно пригубил. И не стал метать в рот закуски - отщипнул вилкой кусочек поросятины, намазал его злым хренком, интеллигентно пожевал. Потом, так же вдумчиво, расправился с тонким кружком сырокопченной колбасы.
- Готовы к поездке? - отложив в сторону вилку, осведомился он. - Жена не возражает?
При заманчивом словечке "жена" Евдокия расплылась в радостной улыбке. Прикрыла разгоревшееся лицо полотенцем, испытующе поглядела на сожителя. Как он отреагировает - согласится или, наоборот, гневно нахмурится?
Толкунов ограничился пренебрежительным покачиванием головы. Дескать, спрашивать мнение у бабы все равно, что советоваться с забором.
- Дак, я што, - разочарованно забормотала женщина. - Дело мужицкое, пущай едет, коли нужно... Без моего Серафимушки в отряде шагу не шагнут, не преминула она похвалить сожителя.
- А как дети? Без отца не соскучатся? - не унимался сыщик. - Правда, судя по возрасту Серафима, они уже взрослые.
О возрасте возможной матери мифических детей Добято не упомянул. Все женщины, начиная от малолеток и кончая старухами, считают себя молодыми и привлекательными. Усомниться в этом - нанести тягчайшую обиду.
Толкунов снова предпочел промолчать. Евдокия приняла его молчание за разрешение говорить. Всхлипнула, вытерла намокшие глаза и неожиданно разоткровенничалась. То-есть, поступила именно так, как добивался от неё хитрый сыщик.
- У нас с Серафимушкой нету обчих детей... А вот от первого муженька, земля ему пухом, имеется сынок. Феденька. Хороший парнишка, ласковый... Вот пусть Серафим сам скажет...
Никогда не видящий "пасынка" Толкунов одобрительно кивнул. Не затевать же в присутствии москвича семейную разборку, не упоминать же о живущей в Хабаровске законной половине, в "содружестве" с которой страстный Серафим настрогал четырех ребятишек?
- Бывает, - посочувствовал Тарас Викторович, узнав о том, что Феденька осужден невесть за какие прегрешения перед законом. - У моего друга сын тоже - на зоне. Недавно прислал весточку. Да не по почте - через освобожденного приятеля.
Вымолвил и выжидательно умолк. Самое время Евдокии признаться, рассказать о наведавшемся к ней туберкулезнике. А она, недавно стрекочащая на подобии швейной машинки, почему-то отвернулась к печи и загремела кастрюлями и чугунами.
Для сыщика молчание "подследственной" - красноречивое признание. Настаивать, ещё раз наводить женщину на больной для неё разговор? Стоит ли заниматься зряшным делом, как бы не навредить?
И все же попробовать не мешает. Не удалось - напрямую, двинуться в об"езд.
- Сын пишет?
- Иногда. Тяжело ему достается среди закоренелых преступников. Там ведь сидят не только безвинные - убийцы, насильники... Могут страшное сотворить... Слава Богу, Феденьку Бог силушкой не обделил, вот он и отбивается от бандитов кулаками...
Толкунову надоела женская болтовня.
- Выпьем? - потянулся он с бутылкой к гостю. - Что-то мне не по себе стало от ваших разговоров. Убийцы, ворюги, насильники...
- Простите, мне пора, - решительно поднялся с места сыщик. Дальнейшее продолжение застольной беседы - пережевывание уже сказанного и занесенного в память. - Гляди, Серафим, завтра не проспи.
- Ни в жизнь, Тарас Викторович. Баба не даст проспать, она у меня горячая, требует и ночью, и утром. Все ей мало.
Толкунов воркующе рассмеялся, ущипнул сожительницу за тугой бок. Евдокия спрятала раскрасневшее лицо, шутливо отмахнулась от любовника. Дескать, не молоденькие уже, пора и честь знать, пусть парни с девками балуются любовью.
- Вы скажете, Серафим Потапыч, - игриво заколыхалась она. - Тарас Викторович невесть что подумать может...
- Чего думать-то? Мужик мужика завсегда правильно поймет. Особо, когда речь о бабах, - ещё раз ущипнул подругу прапорщик. На это раз - за волнующую его воображение пышную грудь. - Гляди, баба, не вздумай трепаться о нашей поездке! Узнаю - подол задеру и отхожу вожжами.
- Что вы говорите, Серафимушка? Рази я без понятиев...
Гость поощрительно посмеялся, даже подмигнул люьбвеобильному хозяину.
- Спасибо за угощение.
Толкунов не стал удерживать москвича. Натянул сапоги, накинул форменную куртку, проводил до калитке.
- Не заблудитесь? - заботливо спросил он. - Может вызвать дневального - проводит?
- Не маленький - дойду. Итак, до утра!