«Сашка всё время экспериментирует, – идя впереди, подумал Антон, – лошадей проверяет на совместимость. Связки составляет так, словно собирается запускать их в космос. Смешно, но порой не до смеха: одну забирает, на её место ставит другую, потом меняет местами с кем-нибудь другим и так далее. Больше всех лошаков побывало в Ромкиной связке. Маган не пошел, поставил Тунгуса, потом вернул. Булата заменил Шестёркой. По-моему, он и у меня неплохо смотрелся. Нормальный передовик, поначалу, правда, концерты устраивал, зато сейчас идет как шёлковый. Жаль, что забрали, и, главное, на кого поменяли! Да разве можно Булата сравнить с Шестёркой?! – Антон даже скривился и на мгновение остановился. Передовик его сразу догнал и подтолкнул в спину. Чего, мол, стоишь, не мешай. – Но что поделаешь, надо было усилить Ромкину связку, – быстро пришёл в себя парень и двинулся дальше, – а то ему не повезло. У меня вообще-то Элэмэс и Хромой хороши! За Шестёркой Элэмэс как-то терялся, а теперь все время на виду и, будто соображая, что теперь он главный в своей связке, прет как танк. Булат однажды зазевался, притормозил, так он его выдернул, как репку из земли. Во силища! У Дубовика и правда какой-то нюх на лошадей».
Вскоре геологи поднялись к самому перевалу. Повсюду плотной стеной стояли горы и казались неприступными. Только одна седловина между островерхими пиками была врезана сильнее других.
«Горы лезут в небеса и разрывают облака, – рассматривая вершину, подумал Антон. – Переваливать будем здесь, больше негде, там еще выше. Но склон уж больно крутой. Как лошади пойдут, ума не приложу, каждая несёт килограммов по восемьдесят – девяносто, а у Тойона и того больше. Бедолага упирается с этими сундуками, как папа Карло, и никакой тебе благодарности. Только один Тунгус сачкует, вышагивает себе с двумя лёгкими спальничками, как на прогулке. По сравнению с другими вьюками они почти невесомые. А вдруг мы не пройдем? – мелькнуло где-то в подсознании. – Что тогда, возвращаться назад и искать новую дорогу или развьючивать лошадей и переносить весь груз на себе? Но у нас же добрая тонна разного бутара. Каждому достанется не школьный рюкзачок с парой тетрадок, а что-то тяжелей и менее удобное. Интересно, за сколько ходок можно перетащить эту поклажу?»
Антон быстро посчитал и пришел в ужас. Получалось, что не меньше двадцати – тридцати раз придется штурмовать вершину.
«Могли бы заночевать под склоном – Сашка не захотел, говорит, там опасно задерживаться. По большому счёту он прав, пока есть силы, надо двигать дальше, мало ли что ждет впереди. – Он посмотрел на седловину и успокоился. – Нет, должны пройти, обязательно перевалим».
Первым гору штурмовал Дубовик. Он протащил свою связку так, словно нацеливался не на седловину, а на самую высокую вершину горной гряды. Пройдя немного, он резко развернул связку и пошел вверх в обратном направлении. Похожий маневр он повторил ещё не один раз. Таким серпантином геолог утюжил крутой склон, пока не добрался до уступа с пологой площадкой. Здесь он остановился. Внизу вплотную друг за другом, растянувшись по всему склону, шли связки Антона и Романа. Стас заметно отстал.
«Вот животные! – поглаживая тяжело дышавшего передовика, думал Александр. – По прямой еле ноги передвигают, идут, как дохлые клячи, бурлаком их тащишь. Зато в гору, когда трудно, бегут так, что арканом не удержишь».
Из-за этого приходилось подстраиваться под лошадей и нередко из последних сил «брать высоту». Если двигаешься медленно, лошади наступают на пятки и толкают вперёд, поэтому любая гора становилась экзаменом на выносливость. Увидав, как побежал Стас, Дубовик улыбнулся:
– Небось хотел забраться прогулочным шагом, нет, мой дорогой, «здесь не равнина, здесь климат иной, идут лавины одна за одной», – сказал он словами из песни Высоцкого. – Тут надо упираться.
На пологом склоне бокового распадка лошади пошли спокойней, и перегонщики немного передохнули. Открылся вид на подход к перевалу. До самой седловины надо было пройти по осыпи, спуститься в крутой распадок, по которому бежал ручей, потом подняться до истоков по противоположному склону этой узкой щели, и только после этого можно было выйти к хребту и подойти к перевалу.
«Круто, ничего не скажешь! – про себя отметил Антон. – Еще не дойдя до седловины, можно так напахаться, что жизни рад не будешь. А снизу этот распадок даже не видно, склон горы кажется гладким, как стол. Под крутыми уступами еще лежит снег…»
Другой дороги здесь не было. Это был единственный путь для всех, кто хотел оказаться по ту сторону горной гряды. Путь доступный только сильным. Бывалые таёжники проложили эту тропу, и теперь она служила другим.
В вершине ручья в нос ударил стойкий запах багульника. В ложбинах и на открытых местах он образовал целые заросли. Багульник недавно зацвел, и белые цветы придавали этому унылому месту более нарядный вид. На короткое время тревожные мысли о предстоящем перевале отступали на второй план.