И еще одна необыкновенная картина открывается нам. По всем дорогам — сухопутным и водным — возвращается домой сургутский люд. Из тайги выезжают автобусы. По тропам идут люди с ведрами и корзинами. С обских островов торопятся лодочные флотилии. Вот-вот этот воскресный прилив затопит весь город.
Ну, а что же колокол? Каков он вблизи? Отлитый из звонкого металла, он висит, притянутый за ухо под шатровый верх. Стоит прикоснуться железом языка к его краю, как высокая нота срывается из-под пологого конуса. Не сравнишь ее, конечно, с колокольной октавой ростовского кремля, что записана уже на долгоиграющую пластинку.
Но как он попал на дозорную вышку? Наверное, прислан был из московской или иной епархии в подарок сургутским миссионерам, а после одного из пожаров больше не поднимали его под шатер колокольни. И лежал без надобности, пока смекалистый сургутянин не приспособил его для пожарного набата.
На звонких боках его, кроме стершейся ленты орнамента по самому низу, шрамов и царапин, нет никаких других отметок. В том числе и о его происхождении.
В старину существовал обычай — небылицы всякие рассказывать при отливке нового колокола. Это для того, чтобы громче звучал. Когда-то даже ходила поговорка — «колокола льют», что значило выдумывают небывальщину. А не такой ли небылью представляется прошлое сургутского колокола?
Он наверняка не был свидетелем событий, когда единственная пушка приплывших сюда казаков сломила упрямое сопротивление хантыйского князька Бардака в схватке при впадении малой речки в Обь. А вслед за первым отрядом прибыл другой. Ружейники и оброчники, духовные лица и толмачи, воротники и десятники со штатным палачом дали имя новому поселению, назвав его Сургутом по имени волжского местечка при слиянии речек Сургут и Сок, откуда многие пришельцы были родом.
Великий подвиг был совершен ими. Они основали крепость. Город-воин встал на стражу завоеванных ясачных территорий. Недаром на гербе его изображена была лисица на золотом поле.
А потом город-воин обнаружил, что никому он не нужен и пора ему подавать в отставку. Царской казне пришлось веками содержать его как аванпост на Оби для удержания далеких владений. И без всякой на то надобности! Ибо казачьей команде не было нужды усмирять миролюбивейшие северные народы. А казна продолжала кормить, одевать и платить жалованье целым поколениям служилых людей. Но, несмотря на все затраты и усилия, сургутянин превратился из носителя цивилизации в тунеядца, оторванного от всего мира и потерявшего традиции родного края. И никто не знал, зачем существует город-мещанин, где не родится хлеб, куда почта приходит реже, чем эпидемии.
Когда Обь заливала городские окраины, когда таежные пожары брали людей в огненное кольцо, звучал тревожно и жалобно колокол. Звон его был молитвой о спасении.
Случаются и ныне в тайге, возле Сургута, пожары. И тогда бьют в набат на дозорной вышке. Старожилам тревожные звуки напоминают о безвозвратном прошлом.
«Встретимся в шестнадцать ноль-ноль»
Мы собирались проститься с Сургутом и плыть дальше. И зашли на минуту в контору геологической экспедиции, чтобы в последний раз навестить друзей.
В одной из комнат диспетчер говорил с кем-то по телефону:
— Да-да! В Нефтеюганск. Что? С тяжелым оборудованием. Шаповалов взаймы попросил. Надо выручить. Когда? Через полчаса вылетают.
Каждый из нас с быстротой электронной машины, получившей исходные данные, произвел вычисления, которые дали такой результат: вертолет вылетает через полчаса в Нефтеюганск с тяжелым оборудованием. Следовательно? Если мы хорошо попросим, то возьмут и нас. Судя по всему, это МИ-6. Но зачем лететь, коли мы уже собрались плыть? Нефтеюганск — это, бесспорно, интересно, но далеко, наверное. Не застрять бы там. С авиацией имеем дело. Впрочем, раздумывать некогда — и мы со всех ног бросаемся к аэродрому. Там разберемся. Интуиция подсказывает, что предстоит нечто интересное.
У длиннокрылого вертолета, стоящего поодаль от взлетной полосы, толпа. Оказывается: тюменские писатели, поэты и композиторы этим рейсом вылетают в Нефтеюганск выступать перед буровиками и геологами. Старшина литературно-песенной бригады обещает нам свое высокое покровительство.
И тут выясняется главное: можно увидеть самый молодой на всей Оби город, который стоит на богатейшем нефтяном месторождении. Об остальном узнать не успеваем, потому что летчики приглашают всех в машину.
Через восемнадцать минут вертолет мягко приземляется (мы даже не почувствовали толчка!) на мысу. И с этого момента начинаются для нас открытия, от которых голова идет кругом.
Вода, что несется мимо мутным широким потоком, оказывается Юганской Обью. Мыс, где опускается вертолет, безымянен. Зато деревушка на мысу знаменита. У нее вкусное название — Усть-Балык. Это потому, что как раз напротив впадает речка Большой Балык. К севрюжьим и осетровым балыкам место это определенно имеет отношение. Впрочем, не рыбой теперь знаменит Усть-Балык. Прославлен он нефтеразведчиками.