Тафгай 4 (СИ)

— Всё гораздо проще, сейчас сделаем проброс, и они сами к нам в зону на вбрасывание приедут. — Подмигнул я команде. — Но такая хитрость проканает от силы раза три не больше. Поэтому сейчас всё и решим. Игорь Борисыч, ты будешь за очередностью выхода пятёрок на лёд следить? — Спросил я у второго тренера Чистовского.

— Я буду, — пробурчал Всеволод Бобров. — План интересный, — грустно улыбнулся наш наставник. — Первая пятёрка пошла.

«Что же случилось в перерыве? — подумал я, встав на точку вбрасывания. — Разберёмся после матча».

— Бляат, сукка, — засмеялся Бьёрн Пальмквист, встав напротив меня.

— Дурак, — пробурчал я, выиграв шайбу и отбросив её своим защитникам.

Далее, как было договорено, мы откатились к своим воротам, но шведы «не пальцем деланные», за нами в зону не сунулись, а выстроили плотный редут в средней зоне. И защитник Юра Фёдоров, видя такой расклад, швырнул шайбу навесом к воротам Абрахамссона. Судьи, конечно, свистнули проброс и назначили вбрасывание у наших ворот. Хоть эти простые правила сегодня соблюдались.

Пальмквист снова приехал на точку поразить меня знанием русского языка, что он с удовольствием и сделал, возможно, думал тем самым вновь вывести меня из нервного равновесия. Но я два раза за матч из себя не выхожу, поэтому выиграв вбрасывание, резко рванули к воротам шведского голкипера. Пас от защитника Саши Куликова пошёл на тёзку Мальцева, а тот двинул чёрный диск в центр точно мне в крюк. Я же словно дикий бизон попёр в зону атаки, угрожая протаранить и Абрахамссона и сетку ворот японского ледового дворца. Но в последний момент, когда голкипер и два защитника кинулись меня беззастенчиво бить, я выкатил шайбу под накатывающего следом одинокого «Малыша». А Александров издевательски обвёл всю нашу драчливую компашку и сравнял счёт в матче — 3 : 3.

— Гооол! — Запрыгали наши парни на скамейке запасных, так как долгожданные премиальные, 200 американских рублей стали ощутимо ближе, и жить стало лучше, жить стало веселей.

***

— Фак! Фак! — Заорал Билл Харрис, когда «Советы» за две первые минуты третьего периода сделали счёт 4 : 3 в свою пользу, проведя совершенно одинаковые быстрые комбинации с лёту.

«Перехитрили проклятые «комуняки», простым пробросом развалили весь план игры на третьи двадцать минут!» — укорял себя канадский специалист. Затем Хиррис бросил взгляд на табло стадиона, на котором были написаны плохопроизносимые русские фамилии, что шайбу забросил Харламов с передачи Скворцова и Петрова.

— Шкворшов, — зло пробормотал он и посмотрел на своих парней, которые уже еле-еле дышали и не верили в свои силы. — Фак! — Выругался он снова и понял, что эту игру уже проиграл.

Глава 18

В раздевалке после игры все двадцать хоккеистов и наш тренерский штаб сидели мокрые от пота, злые из-за судейства и довольные от достигнутой победы. Эмоциональная встряска получилась такой, что никто первые минуты даже не думал стягивать с себя хоккейные «доспехи».

— Может, так пойдём на обед? — Первым улыбнулся неунывающий Валера Харламов.

— Если вы так пойдёте, то воспаление лёгких я вам гарантирую, — совершенно серьёзно заметил врач команды Олег Маркович Белаковский. — Сейчас в душ, как следует растереться, высушиться…

— И спать, — вставил я свои «пять копеек», и народ лениво захихикал.

— Если выдадут суточные, то сегодня сходим в японскую баню и в международный клуб на танцы, — предложил Саша Мальцев.

— Да, — поддакнул я, — познакомимся со спортсменками из Польши, Швеции, Чехословакии и Германии.

— Почему именно с ними? — Заинтересовался «Малыш».

— Эти самые симпатичные, — ответил за меня Харламов. — Вот только что-то суточные задерживаются. Честно, мужики, надоело на всём экономить.

— Не боись, расписочка вот она, — я поковырялся в своём бауле и вытащил на свет Божий заветный клочок бумаги с каракулями самого заместителя председателя спорткомитета СССР.

И как по заказу в раздевалку ворвался именно он, краснолицый и нахрапистый Виталий Смирнов. Сначала он бросил недовольный взгляд на Всеволода Боброва, затем на меня. Ну, я ясное дело, чем его раззадорил. А что натворил в перерыве между вторым и третьим периодом Всеволод Михалыч, лично для меня пока оставалось пока загадкой.

— Вот суточные, верни бумагу, — тяжело дыша, сказал Смирнов, «просверливая» меня ненавидящим взглядом.

Я встал с лавки и взял пачку долларов завернутых в ведомость.

«Двести зелёненьких не хватает, и потом тут только на хоккеистов», — зашептал голос в моей черепной коробке, который всегда оживал, если дело касалось товарно-денежных отношений.

— В ведомости потом распишетесь, — добавил заместитель руководителя советского спорта.

— Здесь двести долларов не хватает, — сказал я, посмотрев одним глазом на пачку зелёных американских бумажек. — У меня глаз-алмаз.

— Здесь деньги, только тем, кто заслужил их игрой на льду, — покосился Смирнов на Витю Шалимова. — Сами потом деньги поделите.