Тафгай 4

— Слушай ты, гомо сапиенс, остроты свои прибереги для девочек! — Рявкнул Тарасов на своего центрфорварда.

— Хитрее играть надо, — огрызнулся неуступчивый Петров. — Попёрли как дураки с открытым забралом, вот и получили. Я же говорил, заманивать нужно Горький и контратаковать.

— В Москве с тобой поговорим! — Отмахнулся Анатолий Владимирович. — Третьяк, мать твою, ты что перетрудился? Два броска в створ — две банки там! Тебя из сборной выкинули, номер твой двадцатый Коноваленко отвоевал себе, где, б…ь, твоё долбанное самолюбие!? Разжирел, распустился?! Всё для вас делаю! Квартиры, машины, премии, заграница! Кто, Гусев, квартиру новую получил в январе, ты или я? Викулов сегодня на льду спит! Валера ты как? — Совершенно спокойным голосом внезапно спросил наставник ЦСКА Харламова.

— Я играть готов на все сто, — уверенно ответил Валерий. — Может действительно Володя Петров прав, давайте сыграем похитрее.

— Это буду решать я и только я, моё слово закон для вас всех! Пока я — старший тренер, а не Петров. — С напором выдавил из себя Тарасов. — Во втором периоде взвинтите тем ещё выше. Викулов сядет пока отдохнёт. Фирсов передвинешься на правый край, Харламов останешься слева, Мишаков выйдешь в центр нападения. Докажи, что ты ещё чего-то стоишь. Тафгаева надо на льду ликвидировать к чёртовой матери! Делай что хочешь, но Тафгая убери, от него всё зло в матче.

«А ведь торпедовцы могут сами взвинтить темп, — подумал Валерий Харламов. — И они, скорее всего, это сделают. Дождутся, когда мы выдохнемся, и побегут в атаку. Но разве Тарасова переубедишь? А вот Бобров бы прислушался. Очень жаль, что Михалыча сняли, с ним в сборной на Олимпиаде был другой хоккей».

* * *

— Гооол! — Раздался крик московских армейцев в притихшем зале на 27-ой минуте встречи и на табло загорелся счёт — 2: 2. Вновь отличился Владимир Петров после передачи Бориса Михайлова.

— Я же говорил, сейчас ЦСКА дожмёт Горький. — Усмехнулся оператор Николай Иваныч. — Ты у меня студен, учись точку для съёмки выбирать.

— Я журналист мне это ни к чему, — обиженно пробубнил Эдик Беркутов.

— Журналист, б…ь, — хмыкнул Иваныч. — Ты знаешь чё, сбегай пока в буфет и возьми мне бутылочку пива холодного. Держи рубль. А не то, сам понимаешь, плёнка на самом интересном месте может закончиться или аккумулятор сесть. Учись профессии пока я живой. Я, между прочим, тоже с этого начинал — мастерам былых времён, за пивом бегал.

* * *

Во втором периоде идея Тарасова натравить на меня Женю Мишакова, в принципе была читаема, но я не ожидал, что армейский «тафгай» кинется лупить меня исподтишка. Поэтому договорившись с парнями из своей пятёрки, мы устроили для Мишакова несколько ловушек, в которые он благополучно залез, а я благополучно его воткнул в лёд, но Евгений не успокоился. И на 29-ой минуте, когда я с разгону «познакомил» Евгения с рекламой «Аэрофлота» на наших горьковских бортах, шепнул армейскому забияке:

— Давай один на один, решим — кто кого? А потом поиграем в хоккей.

— А давай, сука! — Сбросил перчатки Мишаков.

Я тоже сбросил перчатки, так как в них неудобно цеплять за свитер и тут же ухватил армейца одной левой рукой за грудки. Евгений Дмитриевич ещё не до конца сообразив, чем такой захват для него опасен, принялся молотить меня по телу, так как до подбородка он не доставал. Но удары надо признать были мощные, словно у боксёра профессионала. Сколько прилетело мне в грудь и в спину, я не считал, не тем была голова занята. Под свист, крик и улюлюканье с трибун я выждал момент, ни разу не ударив армейца, и дёрнул за свитер Евгения Мишакова вниз. И когда он потерял равновесие, я второй рукой этот хоккейный свитер натянул ему на голову и повалил на лёд, прижав его своей массой за сто килограмм сверху. «Мать перемать» слышалось снизу, когда челябинские судьи Егоров и Домбровский подъехал нас разнимать.

— Товарищ судья, Мишаков по матери дорогого товарища Леонида Ильича посылает. Пришлось усмирить, не мог сдержаться. — Я толкнул армейца. — Чем ты Брежневу угрожаешь?

И Мишаков сразу же, как по заказу, выдал нам всем:

— Сучара, тварь, гон…он, доберусь урою, пасть порву, урод!

Я вновь придавил армейского «политического борца с советским кровавым режимом» ко льду и он притих.

— Вы только не говорите никому, Женя просто головой сильно ударился в борт. Шоковое состояние. Я тоже могила. — После этих слов я отпустил Мишакова и сам поехал в бокс для штрафников под вал аплодисментов хоккейных болельщиков.

А судьи Егоров и Домбровский после инцидента совещались около минуты, затем ещё минуту что-то шептали красному как рак Анатолию Тарасову и выписали Евгению Мишакову матч-штраф, то есть удаление до конца игры. Кстати, совершенно справедливо, некрасиво по матери выражаться в присутствии четырёх с половиной тысяч болельщиков, среди которых были и женщины и дети. Хорошо, что ещё сегодня прямой трансляции не было.