На улице не смотря на октябрь месяц, стояла замечательная тёплая летняя погода, но мои мысли унеслись далеко от Чикаго в холодный и родной Советский союз. Вдруг до боли захотелось обнять Светку, похохмить со Всеволодом Михайловичем Бобровым, подколоть Борьку Александрова, и кого-нибудь из своих одноклубников по московскому «Динамо», за которое я уже должен был выступать, подёргать за уши в воспитательных целях, конечно.
Глава 4
Отличительной чертой чикагского универсального стадиона, где несколько раз даже устраивался ежегодный съезд коммунистической партии Чикаго, был настоящий музыкальный орган из трёх с половиной тысяч труб. Представьте на минуту: огромный портрет президента Авраама Линкольна, родившегося в семье бедняка, рядом чуть поменьше Владимира Ленина, уже из дворян, и церковный музыкант, играющий на органе коммунистический интернационал на спортивной хоккейной арене, заполненной местными коммунистами. Воистину — весь мир театр!
Кстати у «Чикаго Стадиум», расположенного на Мэдисон стрит, было ещё одно неофициальное название — это «Сумасшедший дом на Мэдисон». И сегодня вечером 8 октября в этом «сумасшедшем» доме был день открытых дверей. Наша команда «Чёрных ястребов» ещё ни разу не бросила по воротам «Нью-Йорк Рейнджерс», а народ на трибунах уже скандировал «Блэкхокс». Что характерно ладонями болельщики отбивали точно такой же ритм, как фанаты московского «Спартака», только выкрикивали они не слово «Спартак», а «Блэкхокс».
— Прямо как дома, на футболе в «Лужниках», — усмехнулся я, подмигнув генеральному менеджеру Томми Айвену.
На лёд уже выкатились два наших лучших игрока обороны: Уайт и Стэплтон, вратарь Тони Эспозито, а так же нападающие Иван Болдырев и Стэн Микита. Последнему хоккеисту, легенде клуба, зрители устроили минутную овацию. Наконец, диктор объявил и мою залётную персону:
— Иииивааан Таааф Гаааефффф!
Не буду кривить душой, трибуны встретили меня хорошо, ведь газеты весь день трубили про побитый мною рекорд Мосиенко, сделанный пусть и не без везения хет-трик за 20 секунд. А когда я выкатился на лёд и махнул рукой, шепнув про себя «поехали», и с потолка спикировал длинный прочный канат, народ на трибунах почему-то притих. Один конец веревки я намотал на левую руку и в полной тишине, против часовой стрелки начал нарезать круги по своей половине поля.
— Давай, Джек! — Гаркнул я работягам на верхний зрительный ярус, и они дали, то есть дернули канат на себя, как в цирке. — Юхууу! — Заорал я, когда мои коньки оторвалась от скользкой холодной поверхности льда, и по окружности полетел. — Иваныч, гони 100 баксов! Парю надо льдом!
И когда я уже сделал один стремительный круг по воздуху, трибуны «взорвались» — кто-то визжал, кто-то свистел, кто-то топал ногами, наиболее впечатлительные зрительницы плакали. Самый сообразительный из стартовой пятёрки словак Стас Микита, как только я приземлился, следующим полез на канат, чтобы почувствовать себя настоящим летающим «ястребом».
— Иваныыыч! Готовь сто долларов! — Выкрикнул он, проносясь рядом с нашей скамейкой запасных.
— Я для вас мистер Айвен! — Погрозил кулаком в ответ наш генменеджер.
А далее в покорители воздушного пространства выстроилась настоящая очередь, и каждый, поднявшись в воздух, кричал: «Иваныч 100 долларов!». Закончилась клоунада тем, что за канат уцепились сразу трое хоккеистов и мужики-работяги с другой стороны не выдержали и отпустили свой конец. И эта троица, три брата-акробата, мало того, что грохнулась, так они снесли хоккейные ворота и чуть не получили вывихи и растяжения. Зал ревел от восторга и рыдал в приступе истерического хохота.
— Вы у меня не получите ни цента, идоты! — Проревел Томми Айвен.
А что же в это время делали хоккеисты «Рейнджерс»? Кто-то успел в проходе покурить, кто-то, раскрыв рот, смотрел, как летают «Чёрные ястребы», а голкипер гостей Эдвард Джакомин, по прозвищу «Эд», как истинный профессионал разминался. Ему не хотелось получить от меня самый быстрый хет-трик в истории мирового хоккея.
Комментатор североамериканского спортивного телеканала CBS тридцатишестилетний Дэн Келли, который уже не единожды работал на этой арене, когда режиссёр трансляции вывел его в прямой эфир, очень эмоционально затараторил: