– Да, да. Когда началась эта канитель сразу после гражданской войны, когда оборотень снова вернулся, мой отец часто пытался выследить его. Даже пулю серебряную отлил, как по поверьям. Но все было без толку. Отец дважды напарывался случайно на зверя и каждый раз ему приходилось спешно бежать. Он рассказывал, что при виде оборотня у него все тело застывало, страх был такой, что руки отмирали. А мой отец бесстрашный охотник был, на медведя один ходил! А тут такое! Говорил, что оборотень просто огромен и невероятно уродлив. На задних лапах передвигается, а передние, как у обезьяны болтаются.
– Он стрелял в него?
– Стрелял пару раз. Говорил, что попадал. Но зверю было как будто безразлично.
– Серебряной стрелял? – с небольшой ухмылкой спросил Листровский.
– Ей он и попал. Так что, если не промазал, то… – Глазьев махнул рукой.
– Как вы считаете, как его убить?
– Хотел бы я это сделать, – на лице Глазьева мелькнула какая-то тень. – Но тут не все так просто. – Охотник остановил свой рассказ и прямо посмотрел в глаза Листровскому. – Вы ведь его встречали? Стреляли?
– Стреляли, – через паузу подтвердил капитан. – Наш снайпер всадил в него около пятнадцати пуль. Автоматчики расстреляли почти все магазины. Даже крови не нашли потом.
– То-то и оно! – Глазьев вернулся к созерцанию окна. – С ним иначе надо. – Он почесал свою ухоженную бороду. – Хотите сделку?
– Вы предлагаете сделку КГБ?
– Вам нужно то же самое, что и мне. Мы оба хотим убить оборотня. Я хочу, чтобы финальной стала моя пуля.
– Вам нужен трофей?
– Нет. Мне нужно закончить дело деда и отца.
– Принцип, значит?
– Пусть будет он.
– Если я вам предоставлю такую возможность, что получу взамен? – капитан пристально смотрел на охотника, взгляд которого все так же блуждал по пространству за окном.
– Мой прадед, а потом и дед с отцом, – начал Глазьев, – водили по роду своей охотничьей деятельности знакомства с лесными раскольниками. Эти отшельники и сейчас там живут. – Глазьев махнул рукой в сторону долины. – Если вы мне даете честное слово, что тайна раскольничьих скитов останется не раскрытой, я вас с лейтенантом отведу к ним. Возможно, вам станет яснее, с кем вы имеете дело.
– А я вас за это должен внедрить в отряд, который займется уничтожением оборотня?
– Называйте, как хотите. Захотите силой меня заставить отвести вас к отшельникам, я даже под пытками не сознаюсь, где они селятся.
– Пыток не нужно. – Листровский погрузился в раздумья и то же, как-то автоматически уставился в окно. – Ну, хорошо. Я гарантирую, что секрет их месторасположения не выйдет за пределы меня и моего коллеги. В отчете наше путешествие значиться не будет. Только у меня есть одно дополнение. Прежде чем отвести нас в заданный район, я хочу с вашей помощью, как проводника, взглянуть на всю долину с самой выгодной позиции. Откуда это лучше всего сделать?
Оба вернули взгляды с окна друг на друга.
– Монблан, – произнес Глазьев. – Там самый лучший вид.
– Знакомая гора. Когда стартуем?
– Сначала я должен сам сходить к раскольникам. Если они откажутся говорить, ничего не выйдет. Давайте, на послезавтра планировать.
– Нам, чем быстрее, тем лучше. – Капитан встал из-за стола и протянул руку. – Скрепляем?
Глазьев тоже встал, его лицо все так же не выражало ни малейшего энтузиазма, а даже некоторое безразличие.
– Скрепляем, – охотник крепко пожал руку кгбэшника. – Но мне нужно, чтобы меня не расстреляли ваши солдаты, когда двинусь в долину.
– Я напишу вам пропуск и извещу всех, чтобы вас не трогали и не следили за вами.
Капитан направился к выходу.
Глазьев не вызвал у него никаких подозрений, его мотивы в целом тоже были ясны. Это старорусское «Я должен закончить дело моего отца и моего деда!» больше подходило для потомственного морского офицера, а не для охотника. Хотя одиозная фигура зверя-оборотня, конечно, заманчивая цель жизни.
За один день капитан лично познакомился с двумя значимыми фигурами кружка натуралистов, оба не произвели на него серьезного впечатления. Нестеров и вовсе сдулся под нажимом, даже можно сказать, сдал друга. Глазьев не стал спрашивать, с чего к нему пожаловал Листровский. Видимо, и так был готов, что рано или поздно к нему зайдут. Из рассказов Шакулина у капитана еще возникали мысли о некоей значимой роли натуралистов в деле оборотня. Но теперь их роль можно было максимум оценить, как сопутствующую, не больше. Видимо, впечатлительность лейтенанта сказалась. Да, и возможно в присутствии молодого лейтенантика эти зрелые люди распушали хвосты, которые тут же поджимали при виде жесткого капитана с Лубянки.