Таганай

– Ну, тогда, хочу заметить, что показания свердловских врачей однозначно говорят о том, что, внимание… – Шакулин просиял широкой улыбкой, – … в коме Коробов несколько раз испытывал странные приступы активности, не приходя в сознание. Он дергался всем телом, пульс зашкаливал, мозг вдруг начинал подавать признаки огромной активности. Неплохо, да?! А вот теперь самое интересное. Такие приступы наблюдались пять раз, два из них четко совпадают с числами, когда были отмечены нападения нашего зверя: 18 октября 67-го года, 24 февраля 68-го года, в эти дни пострадали Вагатин и Смолохницын. Из комы Коробов неожиданно вышел в марте текущего 69-го года, и уже находясь в таком состоянии, испытал пять приступов. Один из них произошел 3 июня, когда было нападение на Рохлина. Я проверил и еще кое-что. В те дни, когда происходили нападения объекта «Иван», у Коробова никаких припадков не состоялось, ни разу. То есть больной связан только с атаками оборотня. Мы на верном пути! – заключил Шакулин и, выйдя из-за стола, передал Листровскому листок со своими пометками, сделанными по результатам анализа свердловских карточек Коробова.

Тщательно все перепроверив, капитан погрузился в раздумья. Он выкурил три сигареты, стоя у окна, прежде чем, вернуться обратно к столу с каким-то решением или предложением. Шакулин за это время успел набросать небольшую схемку, попытавшись определить, сколько времени проходит от момента, когда в предыдущие годы умирал меченый, а за ним исчезал оборотень, а точнее, Уутьема. В своих мыслях Шакулин называл существо теперь именно так, название ему нравилось, еще любопытнее было узнать, что же оно значит.

– Мне интересно, для чего Коробов был нужен Нестерову? – начал Листровский свои размышления вслух. – Что он хотел с ним сделать? Если он хотел его умертвить, то зачем выкрадывать из больницы, это можно было легко проделать на месте. – Листровский почесал висок. – Коробов явно был нужен им живым. Только живым. К тому же, Нестеров, на допросе прокричал, что якобы меченого нельзя убивать.

– Может, Нестеров хотел выкрасть Коробова, чтобы спрятать, понимая, что рано или поздно, мы можем допетрить, что к чему?

– Но, если Нестеров знает о меченом. Знает, кто меченый. То зачем прятать? Ведь тот старик, тогда, на Юрме, говорил о том, что только после кончины больного можно уничтожить Уутьема. А Нестеров совсем не собирался его умертвлять. Мне кажется, здесь может быть иная причина. Судя по маске у Нестерова в кабинете, и по перстням на руках Андросова и все того же Нестерова, они явно имеют отношение к лесным братьям с Юрмы. Вот только какое?

– Вы о чем, Евгений Палыч?

– Я о том, что возможно, расставание этих двоих с лесным сообществом было не самым радушным. И теперь, зная, что оборотень хозяйничает в долине, в том числе охотясь на отшельников или раскольников, как их там правильно?

– Ну, и так, и этак пойдет, официально – раскольники, реально – отшельники.

– Поэтому Нестеров, возможно и хотел, спрятать Коробова куда-нибудь подальше, чтобы оборотень как можно дольше гулял по Таганаю, и убивал этих подземных жителей. Своеобразная месть.

– Ну, в принципе, да. Такое возможно – согласился Шакулин. – Если бы только Андросов с Нестеровым начали говорить.

– Сегодня начнут, – уверенно заявил Листровский, в глазах которого мелькнул недобрый огонек.

– Вы их допросите с пристрастием, что ли?

– Не волнуйся, лейтенант, пытать их никто не собирается. Пока что. Попробуем похимичить.

– Тот самый эликсир честности?

– Он. Не на всех действует, но попробовать стоит.

В дверь вошел полковник Верещагин.

– Листровский, там с вашими клиентами, которых вы вчера ночью допрашивали, непорядок какой-то. Иди, глянь.

Капитан с Шакулиным, не совсем понимая, что произошло с Нестеровым и Андросовым, кинулись в подвальные помещения управления. У входа в коридор, где располагались комнаты для допроса, их ждали двое дежурных.

– Что случилось? – бросил на бегу Листровский.

– Не понятно, товарищ капитан, такое впечатление, что оба заснули и просыпаться не собираются. Сидят в одинаковых странных позах, на внешние раздражители на реагируют.

– Открывайте обоих, – скомандовал Листровский.

После допроса, учиненного ночью, и Нестерова, и Андросова оставили томиться в тех же комнатах, лишь сняв с них наручники.

– Мы никого не впускали, как вы говорили, – тараторил взволнованный дежурный, – даже свет им вырубили, они в темноте сидели, но мы не думали, что так будет.

Дежурный открыл первую дверь, за которой находился Нестеров. Свет в комнате был уже включен. Нестеров сидел на полу в дальнем конце комнаты, опершись на стену. Его поза на восточный лад, называлась бы позой лотоса, ноги были подогнуты под себя. Вот только голова была странно запрокинута назад.

– Голова только десять минут назад опала, так он ровно сидел, – говорил дежурный, в то время как Шакулин с Листровским внимательно рассматривали директора музея.

Капитан поднял веки Нестерова, но увидел за ними только белки, глаза закатились.

– Пульс есть, но очень слабый, – сказал Шакулин, взяв директора музея за руку.