Таганай

– Она как будто обновлялась. Ну, вы, наверное, не специалист. Подробности вам ни о чем не скажут.

– Обновлялась кровь, – повторил Шакулин. – Значит, что-то дает его крови обновляться?

– Вот потому этот человек просто бесценен для науки.

Лейтенант без энтузиазма смотрел на Коробова, он понимал, что наука требует жертв, как и красота, но жертвы явно стали превышать прелести науки.

– Все-таки я бы хотел вернуться к голосам, которые слышал он, – Шакулин кивнул на Коробова, – и видимо, слышал я. Как вы это можете объяснить? Кого мы слышали? Сами себя, как в вашей диссертационной работе сказано? Или был внешний раздражитель? – Шакулин чувствуя, что скоро может произойти развязка, и Коробова не станет, пытался хотя бы под конец найти ответы на вопросы, которые в принципе были важны только для его личной теории.

– Вы говорите, как ученый, – с ухмылкой заметил бритый Моляка, чья лысина сейчас посверкивала в лучах лампочки. – Скажу вам честно. Я не знаю.

– Но хоть какие-то предположения.

– Нестеров это как-то увязывал с кладбищем староверов.

– Мне казалось, что это вы увязывали голоса с кладбищем, – заметил Шакулин.

– Ну, хорошо. Нестеров просил, чтобы я так говорил. А я в свою очередь рассчитывал, что вот этот больной, – он показал на Коробова, – подскажет мне что-нибудь дельное.

Шакулин еще раз отметил, как искусно Нестеров вел свою игру. А также то, что все люди, могущие пролить свет на это темное и запутанное дело, молчат. Один – психически нездоров, двое других – ввели себя в некий транс.

– Давайте, Алексей Алексеич, тогда порассуждаем. Итак, мы знаем, что Коробов за несколько минут до нападения слышал голоса, которые его предупреждали. Так?

– Согласен. – Моляка присел на вторую табуретку в комнате, рядом с уже готовой капельницей.

– Вы не собираетесь Коробова подсоединять к ней? – прервался лейтенант.

– Подождет, – улыбнулся Моляка.

– Ну, ладно. Вернемся к рассуждениям. Коробова предупреждали голоса о нападении, меня – тоже. Причем предупреждение прозвучало так же, за несколько минут до. Вашим пациентам голоса обычно указывали убираться из леса. Значит, голоса чего-то боялись. Возможно, тех же самых нападений. Отсюда, я делаю вывод.

– Ну-ну?

– Эти голоса точно не принадлежат нападающему.

Моляка рассмеялся в полный голос.

– Это очень глубокий вывод! – продолжать хохотать он.

– Да, но это не все. – Шакулин сам заулыбался в ответ на хохот доктора. – Следовательно, даже если нам с товарищем капитаном удастся нейтрализовать нападавшего, то источник голосов все равно останется. Узнаем ли мы тогда его сущность вообще когда-нибудь?!

Моляка понимающе посмотрел на Шакулина, перевел взгляд на капельницу, затем на Коробова, встал с табуретки и принялся налаживать у кровати больного средство подпитки. Вопрос остался открытым.

В комнату вошел Листровский. От него пахло сигаретным дымом, что позволяло предположить, что после разговора с Глазьевым капитан обильно курил. Листровский тут же вперился взглядом в болтающего ногами Коробова.

– Дождя, кстати, до сих пор нет, – отметил он. – А вот туча вроде обратно к нам возвращается.

В подтверждение его слов сверкнула яркая молния за окном. Весь свет тут же вырубился. А через секунду раздался ужасающий треск, переросший в оглушительный гром. Барак чуть ли не подбросило вверх.

В коридоре захлопали двери, все повылезали из своих комнат, растревоженные громом и отсутствием света.

Листровский зажег фонарь, в комнате стало хоть что-то видно. В коридоре кто-то подбегал к их двери. Это оказался Барышков.

– А, вы здесь! – сказал он, всех оглядев. – Ну, и жахнуло, а!

За окном произошла еще одна белая вспышка, и очередной зловещий треск молнии с мощным раскатом грома ударили звуковой волной по стенам барака. Было полное ощущение, что гроза нависла прямо над кордоном, и ее электрические разряды бьют где-то на поляне. От таких явлений волей-неволей становится страшно даже самым смелым. Ведь ничто так не ужасает, как буйная стихия, над которой совершенно не властен самопровозглашенный царек природы – человек.

– Что со светом? – спросил Листровский у Барышкова.

– Кажется, трансформатор накрылся. Мои пошли будить лесника, если он опять не взялся за бутылку.

На поясе спецназовца призывно зашипела рация. Это был пост, оставленный на чердаке соседнего пустовавшего барака:

– Капитан, молния ударила прямо рядом с нами! Одуреть! Здесь так озоном пахнет! Кажется, все электричество гикнулось!

– Да, уж! – усмехнулся в ответ Барышков. – Мы тут тоже обрадовались. Оставайтесь на месте. Громоотводы на всех домах присутствуют. Следите за обстановкой. Со светом работаем.

– Понял. Продолжаем следить, – последовал отклик.

Но гроза не успокаивалась. Снова белое мигание за окном и моментальная реакция в звуковом эквиваленте.

– У-у-у-х! – воскликнул Барышков, стараясь перекричать гром. – Но дождя нет! Вы видали такое!

На улице и вправду было на удивление тихо, в те периоды, когда раскаты грома удалялись, расходясь волнами в разные стороны. Никакого ливня не отмечалось.