Таганай

– Ну, да. Ну, да, – тяжело вздохнул Семен, и снова повернулся к окошку. – Я просто почему про контейнеры спрашиваю. Мне кажется, что сегодня утром слышал какие-то вздохи оттуда. Знаете, такие короткие. Но, как бы это объяснить, грозные, что ли.

Макеев внимательно посмотрел на контейнеры, чьи контуры сейчас в свете тусклой лампы еле проглядывали сквозь тьму дальнего конца вагона. Слова Семена насторожили его, так как он сам улавливал сегодня что-то подобное.

Мысли Макеева прервал Семен.

– Почти остановились, вообще еле ползем, – для начала провозгласил он, все так же поглядывая в зарешеченное окошко. – Может в них звери какие, а?

Макеев перевел глаза на Семена.

– Ну, может быть и звери, – промолвил он с очень напряженным лицом, в задумчивости почесывая подбородок.

– А вы никогда животных не перевозили раньше? – Семен не уловил, что состояние Макеева резко сменилось.

Было похоже, что вопрос Семена заставил майора вспомнить еще что-то более неприятное.

– Да, нет. Я все больше неодушевленные грузы сопровождал. Но знаешь, как-то сразу после войны, я еще на североморском флоте служил, был случай. Правда, толком никто ничего не знал, но ходила легенда. Будто два наших мурманских баркаса в сопровождении эсминца тайно буксировали из норвежского порта баржу, на которой вывозили оборудование фашисткой лаборатории.

– Ну-ну, и что же? – с нетерпением спросил Семен.

– Да, вроде как, что-то страшное произошло на той барже, какая-то дрянь в процессе буксировки вырвалась на свободу и всех моряков, находившихся там кокнула.

– Как это, кокнула?

– Никто не знает. Как только в мурманскую бухту вошли, эту посудину велели поставить на самый дальний причал, который сразу же особисты оцепили. Что было дальше, никто не знал. Но вот четверых моряков, которые шли на барже, больше никто не встречал. Однако мои приятели рассказывали, что на буксирах в последнюю ночь того рейса слышали, как на барже происходило что-то ужасное, периодически раздавались нечеловеческие вопли, от которых кровь в жилах стыла. Правда, ничего не видать было, баржу тянули на расстоянии ста метров, а ночи в море черные, очень черные.

Вдруг в вагоне что-то гулко грохнуло. Макеев и Семен, испугавшись неожиданного звука, вздрогнули.

Тишина. Только побрякивающий стук колес железнодорожного полотна. Поезд, не спеша, продвигался к следующей станции.

– Что это было? – еле смог из себя выжать вопрос Семен, которого нежданный грохот застал врасплох. Он как раз находился под впечатлением от рассказа о норвежской барже и дьявольщине, происходившей там, а тут такая добавка порции.

Макеев внимательно оглядел весь вагон, стараясь по памяти определить, откуда был звук и пытаясь уловить, что могло быть источником. Наконец его глаза остановились на железных контейнерах, едва видневшихся в потемках.

– Сдается мне, – приглушенно проговорил он, – что это оттуда. – Макеев кивнул в направлении дальней стены.

Семен немного пришел в себя.

– А что там могло так грохнуть? – нервно глотая слюну в мгновенно пересохшем горле, пробормотал он.

Макеев открыл рот, чтобы ответить, но его опередили.

Содержимое одного из контейнеров издало громкий ужасающий своей внутренней силой рык, сдавленный стенками из железа, что придало звуку еще большую мощь.

Семена передернуло от неожиданности, волосы встали дыбом. Он ощутил себя беззащитным мальчиком, стоящим напротив вольера со львом, когда тот, подойдя прямо к прутьям, ограждающим животное от людей, издает свой страшный рев.

На миг снова все стихло. Стук колес по рельсам, тусклая лампочка, еле-еле светящая над входом, легкое поскрипывание корпуса вагона на повороте – состав входил в одну из многочисленных петель Южно-Уральской железной дороги. Вся обстановка вагона будто замерла, пораженная услышанным только что явлением.

Бух. Новый удар внутри контейнера был уже более решительным, чем самый первый. Бух. Бух. Бух. Что-то вновь и вновь с нарастающей силой колотилось об железные стены. Затем на секунду замерло. И снова по вагону разнесся шокирующий гневный рев чего-то большого и разъяренного.

Ошеломленный Семен как-то обмяк, вдруг схватившись правой рукой за сердце. Его мозг, кажется, вообще отключился. Живыми в солдате оставались только глаза, застывшими стекляшками глядевшие в черноту дальней стены помещения. Другой рукой солдат держался за решетку окна, от страха все больше и больше сжимая ее пальцами. Казалось, еще несколько секунд, и он, прямо так, скованный ужасом, упадет в обморок с широко раскрытыми глазами, замершими в одной точке. А его рука либо выдернет стальной прут решетки, либо срастется с ним навечно.

Внезапно второй контейнер издал животный вздох, такой же, какие Макеев с Семеном слышали в предыдущее дни.

Первый контейнер замер, будто бы прислушиваясь.

Еще один вздох из второго контейнера.

Небольшая заминка пошла на пользу. Макеева, так же впавшего в ступор после звуковой прелюдии, немного отпустило. По крайней мере, к майору вернулась способность соображать. Он, чуть ли не насильно заставляя свое тело работать, повертел медленно головой, оценивая положение в вагоне.