Таганский дневник. Кн. 1

Вот так живет человек, живет, перемололись беды, заботы, и вроде выбрался из переплета, выкарабкался из ямы, как вдруг — бух, опять оглоблей по ногам — оттого, что неожиданно, оттого обиднее, оскорбительнее. Что за черт, когда же они меня оставят в покое, Господи, опять я взываю к тебе — не оставь. Как все непрочно в мире, как все не вечно, какой-то пустяк, случай может разрушить вмиг все, разлететься прахом и не соберешь. Но… не падать духом, не вешать носа, как-нибудь с Божьей помощью одолеем и этот рубикон.

Вчера был отличный денек. Иногда нам везет все-таки. Пришел Джавид с парнем из Строгановского, Сергеем. Принес работы свои показать — больше всего мне понравились детские портреты и тема Евы и Адама, выполненная на каком-то гофрированном материале. Купили вина, сыру, колбасы и пошли в Кусково. Там и попировали на природе, среди молчаливых предков, замкнувшихся в каменные изваяния. Сергей все восклицал восторженно:

— Не верится… Боги на сцене и такие простые люди в жизни…

Я им выдал все: и читал рассказы, и пел под балалайку, и философствовал — угощал собой, пока тошнить не стало, но остановиться не мог.

А сегодня с утра настроение паскудное, как говорит жена: «Опять блоха на ногу наступила». Вымылся на всякий случай. Вечером надо будет, наверное, пойти к Максу, уезжает Марина и хочет, чтобы мы с Высоцким пришли, посидели, выпили и «попели, как тогда». Но Зайчик чувствует, что там будет Влади и не хочет идти. У Марины в пятницу был последний съемочный день, и гримеры ее напоили спиртом, и Марина была совсем пьяненькая, чего-то хотела сказать и не могла сообразить.

15 октября 1968

Но вот, погуляли, значит, мы в тот день с французами, понаделали забот. Во-первых, не хотела ехать жена — «не хочу и все, потом объясню… там будет эта… Влади, я не хочу ее видеть, я прошу тебя туда не ездить, так как ты меня просишь не общаться с Бортником и т. д.» Как-то мне удалось ее уломать и теперь, думаю, зря.

Она согласилась, но с каким-то зловещим подтекстом: «Ну… хорошо, я поеду, но запомни это». Все это, т. е. посещение Макса, должно было состояться втайне от Иваненки, по крайней мере, присутствие там Володи. Танька с Шацкой, потихоньку у меня, по очереди выведывали — должен ли быть там Володя, — я сказал, что не знаю. Кончается спектакль, стоит счастливая Танька и говорит, что «ей звонил Володя, и все мы едем к Максу… машина нас уже ждет, приехал за нами его приятель». На улице шел дождь, и машина была, как никогда, кстати, и все это было похоже на правду: и ее веселый тон, и машина, и приятель… Меня это обескуражило, честно говоря, но я подумал: а что? Высоцкий и не такое выкидывал, почему бы и нет? А вдруг так захотела Марина или он что-нибудь замыслил. Но всех нас надула Танька, а меня она просто сделала, как мальчика.

Мы приехали к Максу, когда там еще не было ни Володи, ни Марины, и весь обман мне стал ясен… А когда вошли счастливые Марина с Володей, и я увидел его лицо, которое среагировало на Таньку, я пришел в ужас, что я наделал и что может произойти в дальнейшем.

С этого момента весь вечер пошел колбасой. В воздухе носилась шаровая молния, готовая натолкнуться на любое острие и взорваться. Танька сидела в кресле, неприступно-гордо смотрела перед собой в одну точку и была похожа на боярыню Морозову. Я старался угодить жене, скорее напиться и смыться. Как-то облегчал мое присутствие в этом гадюшнике Говорухин, который держался уверенно, сильно и с юмором. Зажгли свечи, накурили табаку, и стало похоже на возню чертей наше сборище. Ожидали какого-то грохота все, было ужасно неловко. Спели «Баньку». Володя попел. Стал подливать себе в сок водку, Марина стала останавливать его, он успокоил ее:

— Ничего, ничего… немножко можно. — Я ошалело смотрел на него и, как загипнотизированный, ничего не мог произнести. Потом забыл обо всем и стал петь, жена тащила домой. Я пел одну песню, другую… а Марина просила спеть «…ту, которую пел отец…» Я снова пел, пел без охоты и потому плохо… А Марина говорила: «… Нет, это не та, спой ту…» А я забыл, что я пел тогда, в первую самую встречу, какую песню, что ей так запала… А жена посмеивалась надо мной и говорила: «Он спел весь свой репертуар, он больше ничего не знает», а во время «Ноченьки» мешала, охала и смеялась. Но мне было тогда как-то все равно, обида пришла позже, когда я стал вспоминать ее поведение, ее реплики, смешочки… Ничего у меня не клеилось с песнями… в первом часу мы попрощались, я расцеловался с Мариной, и мы ушли. На улице все еще шел дождь, я нанял за пятерку машину, и мы отправились домой. В машине не разговаривали, что и продолжаем делать по сей день.

Основные события развернулись после нас. Володя, оказывается, все время потихоньку подливал себе в сок водки и таким образом надирался. Марина тоже была пьяненькая, а Иваненко готовила бомбу.