Таганский перекресток

Орешкин сунул руку в карман куртки, облегченно вздохнул, почувствовав пальцами холодный камень.

— Да. — И тут же напрягся. — Не отдам!

— И не надо! — Зарема огляделась в поисках выхода. — Туда! — Ткнулась в одну из дверей. — Закрыто! — Замерла. Прислушалась. — Они близко.

— Кто?

Девушка обернулась, и спокойный взгляд ее больших черных глаз привел Орешкина в чувство. Он вдруг понял, что если хрупкая красавица способна сохранять хладнокровие в подобных ситуациях, то ему, взрослому мужику, стыдно впадать в истерику.

— Дима, ты хочешь жить?

— Да.

— Тогда, пожалуйста, надень перстень на безымянный палец правой руки.

Из арки послышались шаги, затем гортанные голоса. Громкие. Грубые. Несколько мужчин выясняли отношения на незнакомом языке.

— Люди Батоева и люди Казибекова. Сейчас кто-то из них придет сюда.

Орешкин вздрогнул и поспешил выполнить приказ девушки — надел кольцо.

— А теперь повторяй за мной: во имя Аллаха, милостивого и всемогущего…

— Ты смеешься?

Из арки послышались звуки ударов, короткий вскрик, а потом голос:

— Они здесь!

В глазах девчонки мелькнул страх.

— Во имя Аллаха, милостивого и всемогущего, — тут же произнес Орешкин.

— …я заклинаю тебя…

— …я заклинаю тебя…

— …именем Сулеймана, ибн Дауда…

— …именем Сулеймана, ибн Дауда…

— Вот они!

Из арки выскочили двое.

— Зарема! Орешкин! Стоять!

— Да будет так, — прошептала девушка.

На них направили пистолеты. Но Димка, к огромному своему удивлению, страха не испытывал. Совсем не испытывал. Он задумчиво посмотрел на засверкавший камень и негромко спросил:

— Мы успели?

— Да, — с улыбкой подтвердила Зарема, — мы успели.

— И что теперь?

— Просто скажи: спаси меня.

Орешкин помолчал, перевел взгляд на приближающихся бандитов и попросил:

— Спаси меня.

И впервые в жизни увидел, как человек совершает десятиметровый прыжок с места. Нет, не человек — джинн.

Как буднично: «Я только что стал повелителем джинна».

Димка тряхнул головой и снова уставился на сверкающий рубин. Он не хотел видеть, как Зарема его спасает.

* * *

Проблем с милицией избежать не удалось. Уехать Батоев не успел — дорогу «Хаммеру» перегородил бело-синий «Форд», а потому пришлось давать объяснения: что да как, откуда взялись три трупа и кто открыл пальбу в людном месте. Возможно, при других обстоятельствах Мустафу отпустили бы сразу, но на этот раз происшествие получилось слишком шумным — центр города как-никак. На Пушку прибыл начальник московского ГУВД со свитой и кто-то из мэрии. Вертелись журналисты. Группа фээсбэшников тщательно искала следы террористов. Толпа зевак росла с каждой минутой.

К Батоеву, который отказался покидать «Хаммер», постоянно приходили какие-то люди, и в погонах, и в штатском, демонстрировали удостоверения и просили ответить на вопросы. Слушали внимательно, кивали, переспрашивали. Мустафа понимал, что, окажись у них хоть малейшая зацепка, — «закроют», и потому старался отвечать по возможности лаконично, тянул время до приезда адвоката, а когда тот появился — замолчал окончательно. Версия Батоева гласила, что он во время внезапного приступа сентиментальности вышел прогуляться к знаменитому памятнику и стал объектом покушения. Телохранители, действовавшие строго в рамках закона, защитили шефа от преступного посягательства, за что им отдельная и безмерная благодарность. Милиционеры, первыми прибывшие на место событий, предприняли все необходимые меры, за что им еще более отдельная и еще более безмерная благодарность.

Само собой изложение версии закончилось деликатным вопросом: нельзя ли мне покинуть эту жуткую площадь?

Примерно в три пополудни — после того как уехали шишки из ГУВД и мэрии — Батоева отпустили, и «Хаммер» помчал злого как черт Мустафу в его инородную резиденцию.

* * *

— Чья это квартира? — угрюмо спросил Димка, разглядывая богатое убранство огромного холла.

— Одного мертвого человека, — ответила Зарема.

— Ибрагима Казибекова?

— Да.

— Большая.

— Он любил жить красиво.

Шестикомнатные апартаменты мертвого человека располагались на берегу Строгинской поймы, в доме, который Орешкин видел только на рекламных картинках журналов. Территория тщательно охранялась собственной службой безопасности, но девушка сказала: «Прикажи войти в дом незаметно». Димка приказал. И ни один охранник не посмотрел в их сторону.

Гипноз?

— Располагайся, — предложила Зарема, сбрасывая куртку на кресло. — Здесь мы в безопасности.

— Ты уверена?

— Да. Это гнездышко Ибрагим свил лично для себя, и сыновья вспомнят о нем в последнюю очередь.

— Почему мы не поехали ко мне?

— Я же говорила: там люди Мустафы.

— Точно?

— Хочешь проверить?

Она улыбнулась. Под курткой оказалась легкая белая блузка, тонкая и почти прозрачная. И больше ничего. И Орешкин старался не смотреть на присевшую на диван красавицу.

— Ты ведь сможешь справиться с засадой?

— Смогу, — кивнула Зарема. — Но потом у ментов возникнут к тебе вопросы: откуда трупы, чего от тебя хотели…

— Понял, понял, понял.

Димка прошелся по мягкому ковру, остановился у окна, полюбовался рекой, набережной, задумчиво потер перстень, развернулся, сделал еще несколько шагов, постоял у картины.