Таганский перекресток

— Люди никогда не поверят, что ты не виновата.

В молчании они докурили сигареты. Затем гостья снова щелкнула зажигалкой, а Катя, справившаяся с подкатившим к горлу комком, глухо спросила:

— А мой сон?

— Последний? — уточнила женщина.

— Да.

— Если захочешь, он станет явью. — В глубоком голосе появился холодок. — Тебе надо просто позвонить. И очень сильно захотеть.

— И я смогу остановить его часы?

— Сможешь.

— И часы любого человека?

— Любого.

— Но это неправильно, — помолчав, произнесла девушка. — Ты говорила, что я… мы… Что мы помогаем. Не решаем.

— Рассматривай данную возможность как небольшую премию от тех, кому мы помогаем, — улыбнулась гостья. Холодно улыбнулась. — Авиакомпании предоставляют сотрудникам бесплатные билеты, провайдеры — время в Интернете, мясокомбинаты — колбасу по льготным ценам. Мы с тобой тоже своего рода сотрудники и имеем определенные привилегии.

— Выбирать тех, кого пожелаем?

— Не каждый день, разумеется. Есть ограничения.

— Они будут указаны в контракте?

Женщина рассмеялась.

— Ты молодец. Ты можешь шутить.

— Я уже все пережила, — сказала Катя. — Все передумала. Все поняла. — Пауза. — Перебоялась.

— Значит, я пришла вовремя.

Остановить часы любого человека. Указать, что его время пришло. Просто позвонить. Просто…

Вспомнился сон, вспомнились пустые глаза Зинки и раскрытая дверца «шестерки». Набрать номер Виталика? И что? И почему Виталика? На его месте мог оказаться и Сулейман, не меньший любитель «шашлыков». Ему тоже звонить? Или Ларочке? Ненавистной крашеной певичке, сломавшей Кате жизнь. А сломавшей ли? Не будь Ларочки, нашлась бы Машенька или Светочка. Какая разница? Дело не в женщине. Дело в так и не повзрослевшем, зацикленном на самом себе отце. Ему тоже позвонить? Отомстить за слезы в подушку, хихиканье одноклассников и щемящую тоску, пронзающую сердце, когда Лешка говорил: «Сегодня мы с отцом…»

Позвонить?

Даже в шестнадцать лет можно найти много людей, чей номер хочется набрать.

«Ты станешь жестокой. Или сойдешь с ума…»

И маленькая привилегия — первый шаг к беспощадному безумию. К пустым глазам, глядящим поверх голов. К холоду в душе. К нежеланию жить.

— Не думаю, что я буду кому-нибудь специально звонить, — тихо сказала Катя.

Женщина понимающе улыбнулась:

— Я за двадцать лет тоже не собралась. Все по-другому решалось. Или сама справлялась, или помогали. — Она глубоко затянулась. — Я принесла тебе кое-что. — На письменном столе лежала потертая записная книжка. — Позвонишь?

Катя помолчала, затем кивнула:

— Позвоню.

— Вот и хорошо.

Гостья поднялась с кресла, вдавила окурок в пепельницу, сделала таг к дверям комнаты, но задержалась и, не глядя на Катю, произнесла:

— Будь счастлива, горевестница.

ДИКАЯ СТАЯ

На столе передо мной лежит овальный золотой медальон размером с детскую ладошку. Он тусклый и потертый, он истончается к краям, словно прошедшая через сотни рук и кошельков монета, что странно, ибо, несмотря на то, что нет цепочки, — я оборвал ее и не стал искать — медальон всегда носили на груди. И еще на нем появились шрамы: несколько глубоких царапин и сотни маленьких. Он потерял блеск.

Этот медальон не мог остаться гладеньким и блестящим — он слишком много видел.

В самом центре золотого овала изображен человек с копьем. Не воин, если вы вдруг подумали — охотник. Об этом говорит его костюм, в котором не нашлось места рыцарским доспехам или еще какому-нибудь боевому снаряжению: обычная суконная одежда и шапка. По современным меркам картинка выполнена весьма грубо, но медальон делали почти полторы тысячи лет назад, и в те времена он наверняка считался образцом тончайшей ювелирной работы.

В нижней части медальона надпись: «Facta sum potentiora verbis».[3] Символ же, который находился над фигуркой охотника, стерся окончательно, но я знаю точно, что это был не крест. И не полумесяц. И уж тем более не одна из звезд: ни пятилучевая. ни шести-, ни восьми-. Я знаю, что знак был другим.

Иначе бы он не исчез.

Медальон лежит на столе, и я не свожу с него глаз. Я не любуюсь — он не настолько совершенен. Не прикидываю, сколько он может стоить. — я не продам раритет даже в случае крайней нужды. Я просто смотрю на человека с копьем.

О чем я думаю в эти мгновения?

Ни о чем.

Ни о чем…