— Как ты сама прекрасно понимаешь, вопреки восприятию невежественных ханжей с Запада, именно эта половина дворца испокон веков непосредственным образом влияла на политику государств. Это неизбежно. Не нужно иметь доступ к трону. Достаточно иметь доступ к члену того, кто на нем сидит. В этом сила женщины. Да, Ника, в умении распоряжаться этим доступом с выгодой для себя, умение манипулировать. То, что я так усиленно пытаюсь тебе сказать между строк, и что ты так усиленно не хочешь слышать. Покорность в нашем мире — это тоже манипуляция. Для умных… — подмигнул ей, призывая идти за ним дальше.
— Сейчас мы находимся в центральном месте харамлика — аль-каат (араб. — зала) с айванами (прим. — сводчатое помещение в исламской архитектуре, с трех сторон обнесенное стеной) на каждой стороне и высокими окнами, закрытыми узорными деревянными решетками — это машрабия, сквозь которые женщины дома, оставаясь невидимыми, могли наблюдать за тем, что происходило в расположенной ниже гостиной — саламлик, так называемой общей половине дома. Сейчас все это скорее для сохранения аутентичной архитектуры, Ника…
— Раньше эти земли принадлежали другому правителю. Это все осталось здесь от него? — сказала она, нервно сглатывая.
— Не только от него. Этот дворец насчитывает пару веков. Правитель максимально хотел сохранить традиции и логику постройки. Правда, саламлик — главный общий зал во дворце — используется им нечасто. Для своих… мероприятий он предпочитает другие помещения. Ну да ладно. Что там дальше? Ах, да… Посмотри направо. Видишь этот двор-сад? Это розы господина. Прекрасные, благоухающие, ухоженные…
Девушка перевела глаза на огромные окна со вторым светом и действительно увидела за ними живописный двор с красивым ухоженным розовым садом и шикарным бассейном. В нем игриво и весело, под приятную музыку, с коктейлями и официантами отдыхали и купались девушки, словно бы это был отель, а не дворец. И почему-то Ника сразу поняла, что это самое «розы господина» относилось отнюдь не к настоящим цветочным клумбам, а к девицам, весело резвящимся в их окружении.
Омар никак не стал комментировать происходящее, повел Нику далее. Они снова теперь спускались по извилистым коридорам куда-то вниз. С каждым шагом пространство становилось всё уже и уже, а запахи неприятнее и насыщеннее — жар, еда, стиральный порошок — все сплелось в какую-то неприятную какофоничную аромакомпозицию.
— Мало кто знает, но в те времена гарем был во многом единственной возможностью для бедных семей дать дочерям какой-то более призентабельный старт, нежели тот, который был заложен ее низким происхождением. Знай, что легенды о том, что девицы попадали в такие места против своей воли — всего лишь вымысел. Да, бывали ситуации захвата наложниц во времена походов, но… И там были свои частности. Как правило, гарем состоял из тех, кого продавали свои же собственные родители. Да-да, Ника, не смотри на меня так. Девочек покупали у отцов в возрасте 5–7 лет и воспитывали до 14–15 лет. Их обучали музыке, кулинарии, шитью, придворному этикету, искусству доставлять наслаждение мужчине. Продавая девочку в школу при гареме, отец подписывал бумагу, где было указано, что он не имеет на дочь никаких прав и согласен не встречаться с ней до конца жизни. Попадая в гарем, девушки получали другое имя. Ты скажешь, что это жестоко. Отнюдь, милочка. Они получали билет в новую жизнь. Более счастливую. Более достойную. Со старой жизнью было покончено.
Для девочек в гареме открывалось два пути. Первый, что-то вроде шанса сделать блистательную карьеру. Лестница, по которой удалось взойти только очень сильным, умным и порой жестоким женщинам. Для того, чтобы быть кем-то в гареме, мало было влюбить в себя султана, нужно было заручится поддержкой евнуха, султанши или других влиятельных лиц империи. В гареме процветали интриги, подкупы, предательство. Второй путь — оставаться в гареме всю жизнь в качестве рабыни, чернорабочей, невидимки. Пока тяжкий труд и старость не сотрут с твоего лица следы былой свежести и красоты…
— Эти нелепые сказки знают все. Роксолана, Софие-султан, Нурбану. Я была с гастролями в Турции, можете не утруждать себя рассказами, — голос Ники все равно дрожал. Ей не нравился их становящийся все более мрачным поход в нижние ярусы дворца. Теперь она понимала, что судя по углу их спуска, они приближаются ко дну того самого ущелья, которое она видела из своей комнаты сверху.