Таифская роза Адама

— Я все пыталась задать самой себе вопрос. Как так, а? За что? Я ведь была для тебя идеальной. Выстроила этот проклятый идеальный мир вокруг тебя. Шла на поводу у любой твоей прихоти. Терпела этих шлюх вокруг, терпела твой порок, похоть, равнодушие, пренебрежение. И я ведь даже свыклась с этой ролью. Все мы свыклись. Легко играть в сказке, где все куклы. А потом. Потом проклятие принесло в дом эту суку. Чем она могла тебя зацепить?! В ней нет ничего! Ну да, умело перебирает струны, худая, тонкая. Разве у тебя было мало красивых, талантливых женщин? Но твой взгляд впервые за все эти годы зажегся огнем именно на ней! Я видела эти долбанные перемены в тебе — ты стал живым, ты стал другим. Я помнила такого Адама на Сокотре, помнила в студенческие годы. Что… Что случилось? Почему? Почему она, а? Я все спрашивала себя и спрашивала, а потом поняла. Она ведь такая же мертвая внутри, как и ты, не видишь? Такой же взгляд без дна. И даже страшно заглянуть туда и посмотреть — а что внутри. Вы оба… Какие-то отмороженные… Что-то с вами обоими не то…

— Она здесь сейчас ни при чем, Кейтлин. Я не терплю подлости, ты знаешь. А ты совершила подлость. По отношению ко всем людям, вовлеченным в твой поступок, косвенно или напрямую. Ты подставила меня, ты подставила ее, служанок, которые вступили с тобой в сговор, да ты даже Муселема подставила, который искренне думал, что пользует девушку, за которую он уже внес плату, которая согласилась быть с ним на заранее обговоренных условиях. Зачем? Чего ты добивалась? Ты ведь знала, что назад у тебя после такого пути не будет.

Снова смех. Истерический, рваный. Болезненный.

— Знаешь, Адам. Уходить — так красиво. Я… если хочешь, я дала этой дуре шанс сбежать от тебя. Она ведь могла уже ехать с Муселемом прочь из этого дворца, если бы все пошло по моему плану — а там бы, может, у них все и задалось, — хихикнула нервно, — А еще… Мне хотелось сделать тебе больно напоследок, Адам…

На этих словах ее лицо стало заостренным. Постаревшим. Гораздо старше ее реальных лет.

— Мне так отчаянно хотелось сделать тебе больно. За все те годы боли, которые испытывала я рядом с тобой. Хотелось увидеть твою досаду и разочарование, когда она получит еще один повод тебя ненавидеть. Когда он подпортит твой цветочек, о котором ты только и думаешь, стоило ей пересечь порог этого проклятого дворца…

Ее голос сорвался. Она все-таки заплакала. Громко. Взахлеб.

— Уходи, Кейт. У тебя ровно полчаса на сбор вещей. Мы с тобой больше никогда не увидимся. Считай, что ты легко отделалась за свой поступок. Только потому, что я верю в твою искренность. Только потому, что чувствую себя виноватым в том, какой сукой ты стала.

Она развернулась на каблуках и направилась к выходу, пошатываясь и обхватив себя руками. Уже в дверях, не поворачиваясь к Адаму лицом, остановилась и произнесла.

— Мне и сейчас отчаянно хочется сделать тебе больно, Адам. Если бы я сказала тебе кое-что, поверь мне, тебе бы уже сейчас стало очень больно, но… Я промолчу… Месть — это блюдо, которое подают холодным. Поверь мне, наступит день, и твоя «Таифская роза» принесет тебе столько боли, сколько бы не причинили шипы всех роз, растущих на твоих плантациях, если бы разом вонзились в твою плоть. Помяни мое слово, Адам… Помяни…

Глава 18

Ника почувствовала на своей спине нежное прикосновение и дернулась. Минута — и кожа воспылала пожаром, но нежное дуновение ее сразу успокоило. Когда нега ото сна отступила, она поняла, что это Его руки и Его дыхание. Осознание произошедшего накануне молотом ударило по сознанию, как только оно прояснилось ото сна. Девушка прислушалась к собственным чувствам и поняла, что они дико противоречивые. До безумия.

— Врач сказал, нужно три раза в день смазывать места ударов — и все быстро рассосется. Там только синяки, кровоподтеков почти нет. Как ты спала, Ника? Ты разговаривала ночью.

Она пошевелилась. Скорее для того, чтобы поскорее убрать с себя его руки, все еще оглаживающие ее оголенную спину.

— И что говорила? — настороженно посмотрела на него через плечо.

— Я не разобрал. На итальянском.

Выдохнула. Словно бы с облегчением.

— Где мы? — спросила, теперь усаживаясь на постели и кутаясь в кокон простыни. Вчера спросить об этом сил попросту не было.

— Это старый дом предыдущих правителей. Вернее, дом жены правителя Таифа. Она любила розы и приказала себе возвести этот летний павильон прямо возле плантаций. Мне понравилось это сооружение. Оно стало единственным местом, которое я не переделал и не разрушил до основания. От остальных построек здесь веяло сумасшествием Мунира Ибн-Фила. Сумасшествием и жестокостью.