Таифская роза Адама

Ее первое выступление на арене мировой дипломатии могло бы запомниться как старт блестящего политического будущего. Так, в сущности, и произошло, только вот политическое будущее оказалось несколько иным, чем она предполагала изначально… Сама Карла помнила лишь то, как тот самый день на Генассамблее ООН, начавшийся как сугубо политический, закончился романтической прогулкой до позднего вечера по пестрящим китчевой неоновой рекламой улицам, прилегающим к Таймс Сквер — и горячими объятиями в эталонном отеле Манхэттана Плаза. Этот загадочный мужчина с острым орлиным носом и черным взглядом, в котором бушевал настоящий ураган, захватил ее без остатка, лишил воли, увлек за собой в манящую неизвестность…. Но ей не было страшно. С того самого момента, как он взял ее вечно холодную, изящную ручку в свою, весь мир перестал существовать для Карлы Сфорца. Страх пропал… Если и была на свете любовь с первого взгляда, то для прекрасной итальянки она нашла воплощение в этом прекрасном и загадочном прекрасном принце, словно бы сошедшем со страниц женского романа о чарующем и неизвестном Востоке.

На следующий день пронырливым журналюгам таблоидов, выискивающим горячие сенсации «на полях» главного политико-дипломатического мероприятия года, подобно рыбам — прилипалам на теле кита, стало известно, что тридцатипятилетний Эмир Таифа Мунир Ибн-Фил увез молодую красавицу с собой в далекий и незнакомый край, который, как он говорил ей, нежно целуя в сочные губы, должен был покорить девушку красотой своих всемирно известных розовых плантаций.

Романтики понимающе улыбались, констатируя, что какой-бы сильной и независимой ни была девушка, она всегда будет мечтать о счастливом конце своей сказки в духе историй, которые ей читала мама перед сном — прекрасный принц, дворец и красивая тиара на голове…

Злопыхатели же торжественно потирали руки, снисходительно-знающе разводя руками, мол, мы же говорили, что женская слабость в ветреной модельной головке победит голос разума и рациональности. «Он поиграется с ней и бросит, не иначе. Сколько вы даете их паре? Месяц, два, год?» Когда спустя неделю в сухом, официальном сообщении для СМИ, изданном личной канцелярией Эмира, было заявлено об их бракосочетании, многие из завистников неизбежно закусили языки.

«А вы знали, что у Мунира ибн-Фила уже есть две жены, которые спрятаны от глаз общественности, как то и предполагает восточная традиция? Ну-ну, станет очередной его тенью, пока искушенный деспот не найдет себе новую игрушку…» Когда правитель Таифа официально заявил о разводе со своими предыдущими супругами, а у его новой избранницы появился свой личный сайт и команда протокольщиков, прикусить языки пришлось еще раз.

За год с небольшим итальянская красавица, Таифская роза, как прозвали ее журналисты, продолжала быть одной из самых популярных медийных персон, теперь однако с разделов моды переехав на страницы светской хроники и мировой политики. Благотворительные ужины, званые обеды, гуманитарные акции, общественная активность. О деятельной жене Эмира говорил весь регион. И даже завистники вынуждены были признать — молодая итальянская роза смогла сделать то, что не удалось большинству спутниц закрытых и загадочных арабских правителей — приручить того, кто, казалось бы, не способен быть прирученным.

Только во всей этой прекрасной сказке было одно «но». Сказка, в которую попала красавица, была далеко не из детской доброй книги. Мунир Ибн-Фил никогда не считался ни прогрессивным, ни открытым правителем. Напротив, на фоне своих стремящихся к развитию и либерализации соседей его меры управления были не просто консервативными, а репрессивными, даже деспотичными. Репрессии, политические убийства, нетерпимость к инакомыслию и крайне жестокие меры дознания при необходимости- всеми этими вещами не удивишь, пожалуй, ни одно восточное государство. Но даже в плеяде самых жестких руководителей он мог дать фору всем остальным. Вся красивая публичная активность красавицы- супруги же воспринималась по факту не иначе, как красивая обертка, пустой звук, ширма, прикрывающая неказистую реальность.

Многие недоумевали, зачем он в принципе допускает весь этот бессмысленный театр со своей женой в главной роли. Умудренные же в хитросплетениях и правилах большой политики прекрасно понимали, у каждого тирана должна быть своя слабость. Даже абсолютному злодею надо периодически быть с кем-то или в чем-то «розовым и пушистым». Кто-то отводил душу в окружении высокородных скакунов, у кого-то была тяга к возведению монументальных, величественных дворцов, которые можно передать потомкам, кто-то увлекался филателией или флористикой… Мунир Ибн-Фил боготворил свою жену.