Тайфун

Ближе к деревне Сангоай поля были безлюдны. Только воробьи да медлительные буйволы оживляли пустынные просторы. Нян издалека услышала унылое гудение большого колокола, похожее на хриплые вздохи больного человека. Шел очередной церковный праздник, и жители деревни сидели по домам, пили и ели. Созревший рис осыпался, но никому не было до него дела. Нян не хотела ни с кем встречаться, и она шла, старательно избегая людных мест. Дойдя до своего дома, женщина в нерешительности остановилась, оглядела родное жилище, поразившее ее полным запустением. Двор зарос травой, на тропинке, ведущей от калитки к дверям, валялся мусор. Будто дом этот брошен людьми, как в те времена, когда было массовое бегство на Юг. Ни человеческого голоса, ни смеха детей — уныние и безмолвие. Нян прошла к дому, прислонилась к двери и разрыдалась:

— Где же ты сейчас, Ай, сестра моя?!

Никто ей не ответил. Над селением повисла тяжелая тишина, прерываемая время от времени стенаниями колокола, будто он один сочувствовал горю Нян. Она протянула руку, чтобы открыть дверь, но передумала и медленно побрела к церкви.

Вскоре после ее ухода появилась Ай. Она взяла метлу, подмела двор, собрала мусор и свалила его в кучу у свинарника. Потом прошла в дом, развела огонь и занялась стряпней. Быстро поджарила рыбу, которую принесла с собой, положила ее на большое блюдо вместе с овощами, убралась в доме, вышла на двор, подождала немного, но сестры все не было. Тогда Ай взяла серп и отправилась в поле.

Ай давно забыла все прежние обиды. Выонг даже предлагал пойти в уездный центр, чтобы встретить сестру там, но неотложные дела не позволили ей сделать это, и Ай решила встретить сестру дома. Только вот беда — ждать-то некогда: надо срочно убирать рис на общественном участке. Этот рис созрел очень дружно, и медлить было нельзя, иначе потеряешь зерно, а в кооперативах и без того сложилась трудная ситуация.

С того дня, когда Тиепа увезли больницу, а в селении объявился новый кюре, Тхат жил в непрерывной тревоге. Один за другим шли всевозможные церковные праздники, и крестьяне отказывались работать, несмотря на горячую пору. Тхат отправился в уезд за указаниями, но там ему сказали, что все понимают, только помочь ничем не могут, и тем не менее Тхат должен обеспечить своевременную, до тайфунов, уборку урожая. Вернувшись домой, Тхат узнал, что праздники продолжаются, и он прямиком направился в церковь. Однако двери ее оказались заперты, и появившийся на стук полупьяный Сык сказал, что кюре болен и никого не принимает, Тхат знал, что в соседних селениях урожай уже убрали, а у них в Сангоае работы непочатый край. Тогда он созвал совещание председателей кооперативов, но половина их не явилась. «Что делать?» — маялся Тхат, не находя выхода. И тут к нему пришел Выонг и предложил организовать молодежную бригаду из членов кооперативов, а собранный рис сразу же делить по принципу: сколько наработал — столько и получай. И Тхат с готовностью согласился.

С большим трудом Выонгу удалось уговорить несколько человек, но дальше дело не пошло: кто ссылался на родителей, которые не отпускали на работу, потому что в праздник работать грешно, кто валил на жену, кто на мужа. Тогда Выонг пошел к старому Няму. Тот сидел возле дома и зевал от скуки. Выонг присел рядом и негромко проговорил:

— Дедушка Ням! Наш рис может погибнуть.

— И не говори — может! — вздохнул Ням.

— А что нам мешает всерьез взяться за дело?! Того и гляди, дожди начнутся, повалят рис, и тогда, считай, все пропало, так ведь?

Ням глянул в сторону церкви.

— Слушай меня, — начал он, — мне уже за шестьдесят. И в старые времена тоже бывали дни, когда никто не работал, только такое случалось редко. Лет двадцать назад епископ Ха отменил всякие посты в пору уборки урожая. Такого, как нынче, не было на моей памяти. Говорят, все идет из Байтюнга. Да, хуже не придумаешь…

Выонг подвинулся поближе к Няму.

— Дедушка Ням, я побывал во многих бедных семьях. Люди жалуются, что риса в доме не осталось. А что, если нам поднять народ, накормить голодных?!

Ням помолчал, потом ответил:

— Мысль дельная, хорошая. Не пойму только, чего ты от меня добиваешься: хочешь, чтобы я к святому отцу за разрешением обратился? По правде говоря, сдается мне, что не святые законы соблюдают они, а жизнь нашу пытаются нарушить.

— Да, дедушка, ты прав! — радостно подхватил Выонг. — Только надо его напрямик, прямо в лоб спросить! Нужно, чтобы он снял запрет на работу.

Старик медленно поднялся, набросил на плечи рубаху.

— Если кюре слушать меня не захочет, тогда вы, по-моему, вправе поступать так, как совесть вам велит.

Не дожидаясь возвращения Няма, Выонг снова обежал все хутора. Человек семь-восемь готовы были идти на работу сейчас же. Люди собрались, быстро подготовили инвентарь и вышли в поле. Часов в девять появился запыхавшийся Ням, он искал Выонга.

— Слушай, Выонг! Кюре сказал, что каждый, кто сегодня выйдет на уборку риса, примет на себя тяжкий грех.

Вместо ответа Выонг показал рукой на осыпавшийся рис. Старик нахмурился.