Тайфун над пограничной заставой

Горы блестели на солнце, сияли своими нетронутыми снегами, а одна из них, та, что была повыше, дымилась. Анна Михайловна сказала, что это знаменитые Карякская и Авачинская сопки, и Тоня согласно и быстро закивала в ответ головой.

Пилот эти сопки обогнул и лишь тогда решительно направил машину вниз, в клубящуюся темноту туч с ямами и ухабами, от которых у Тони обрывалось и замирало сердце. Стекла иллюминаторов, еще недавно такие прозрачные, запотели и покрылись косыми неровными дорожками от капель: в Петропавловске шел дождь.

В аэропорту Тоню никто не встречал, зато за Анной Михайловной приехал на газике молодой парень — шофер с черной и невероятно густой бородой, закрывавшей две трети лица. Он помог обеим женщинам получить их багаж, у Анны Михайловны легонький, у Тони, напротив, очень тяжелый, громоздкий, потому что в чемодан Тоня положила книги, кастрюли, мясорубку, кофейную мельничку и японский обеденный сервиз на шесть персон, который с трудом достала в Орле перед отъездом. Про себя она решила, что если у нее ничего хорошего не получится с Бочкаревым, то всю эту тяжесть она оставит на заставе, а домой вернется налегке, разве что захватит конспекты. Она все «еще тешила себя надеждой, что если не в самом Береговом, то где-то рядом будет хоть маленькая школа, где она станет учительствовать, а поэтому прихватила с собой еще и свои институтские записи по французскому языку — авось пригодятся.

— Едем к нашим, — решительно объявила Анна Михайловна, и Тоня, робея от предстоящей встречи с 'совершенно незнакомыми, чужими людьми, ничего так и не увидела вокруг, пока машина шла по живописной дороге в город. Каждый Тоне казалось, что бородатый шофер Саша уже сворачивает на ту улицу, где находится база, и от этого Тонино сердце сжималось еще сильнее.

Все, однако, обошлось куда лучше, чем ожидала Тоня. Навстречу к машине вышел некто средних лет с полным бритым лицом и решительными манерами человека, привыкшего распоряжаться.

— С приездом, Анечка, — сказал он и, как ни в чем не бывало, протянул Тоне руку.

Тоня попыталась что-то пролепетать, объяснить, как она сюда попала, но ее опередила Анна Михайловна, сказала, что это ее знакомая попутчица, тоже летит в Береговое и ее надо сначала приютить, а потом вместе с ней «подбросить вертолетом».

— Пожалуйста, места хватит, — сказал полный человек и помог Тоне нести ее тяжелый чемоданище.

В большой неуютной комнате стояло в ряд несколько раскладушек, но их сдвинули и втиснули еще две, так что соседом Тони оказался разбитной парень с рыжими усищами, над которыми все смеялись. Парень несколько дней ожидал самолета, как, впрочем, и другие бородачи, отсиживающиеся на базе из-за плохой погоды.

Погоды не было, шли дожди, наползали туманы по утрам, и маленькие самолеты, летавшие по Камчатке, отстаивались в аэропортах.

Тоня, конечно, могла добраться до пограничного начальства, представиться, сказать, что летит к мужу, может быть, и подвернулся бы какой-нибудь вертолет или корабль, но едва она начинала думать об этом, как чувство тревоги овладевало ею с новой силой. Вот узнают, к кому она едет, передадут на заставу ЕМУ, а он вдруг скажет — не нужна мне больше эта женщина. Нет, уж лучше приехать внезапно, свалиться как снег на голову, а потом — будь что будет.

Анна Михайловна тоже не советовала просить помощи у пограничного начальства.

— Ведь он же вас ожидает, — сказала Анна Михайловна. — Вот радость-то ему будет! Нечаянная...

И она улыбнулась, представив, как обрадуется не знакомый ей мужчина по фамилии Бочкарев. Тоня же, стесняясь, так и не открылась ей, ничего не рассказала о своих страхах. Два года разлуки — срок немалый для соломенного вдовца.

Она напряженно зажмурилась, представив в деталях свою встречу с Бочкаревым, его равнодушные глаза, отчужденный холодный голос, всю эту позорную сцену при чужих людях, после которой остается только бежать к океану и топиться.

Три дня каждое утро вдвоем с Анной Михайловной они ездили в аэропорт и ждали, что вот-вот объявят вылет. Высокая красивая девица в справочном бюро нехотя поворачивала лицо с лиловыми веками и, не отрываясь от разговора с подругой, раздраженно бросала: «Вам русским языком говорят, что нет погоды». Сзади стояла длинная очередь, и все покорно ждали, пока девица с лиловыми веками закончит рассказывать о купленных вчера на толкучке заграничных чулках. Ей была глубоко противна ее работа и это вечно недовольная, гудящая толпа пассажиров, пристававших к ней с одним и тем же глупым вопросом: «Когда улетим?»

Время от времени та же девица подносила к накрашенным губам микрофон и сообщала обидно равнодушным голосом, что все вылеты задерживаются на два часа. Через два часа объявлялась новая задержка, а к вечеру все пассажиры отпускались до семи часов утра. Тоня и Анна Михайловна садились в битком набитый автобус, ехали в центр, а потом пешком взбирались на крутую сопку, поросшую каменными березами. Оттуда открывался вид на Авачинскую бухту, за которой, говорят, тоже были вулканы, правда, закрытые теперь тучами.