- Да, но не в этом, не в сексуальном смысле, как вы это поняли.
- В сексуальном смысле... Стоит ли преувеличивать...
- Вы не подумайте, я не ревную, просто я боюсь за вас, - сказала Розмари, - отклонения от нормального вкуса начинаются с пустяков - скажем, человека потянет на вульгарную бабищу или что-нибудь в этом роде. А потом незаметно дело доходит и до грубых извращений.
- Стоит ли преувеличивать? - примирительно повторяю я. - Все делается только ради вас.
- Ну и какой же результат? Я имею в виду не то, что вас так занимает, а то, что интересует меня.
- Если вы полагаете, что такую крепость, как Флора, можно взять за одну ночь...
- И сколько же вам понадобится, чтобы полностью овладеть этой цитаделью? Тысяча и одна ночь? Или чуть больше?
- Ваша ирония становится безвкусной, милая. Отрицать не стану, это доставляет мне некоторое удовольствие. Но возможно, вы все-таки ревнуете.
- И не надейтесь. Мне абсолютно безразлично. И если мне было немножко обидно, то только потому, что за всю ночь вы не вспомнили обо мне и о том, что меня заботит.
- Не знаю, как вас убедить, но я ни о чем другом и не думал.
- Только фактами, милый. Одними только фактами, и ничем иным.
- Факты пока что таковы: Флора действительно интересуется брильянтами и находится здесь именно из-за них.
- Об этом нетрудно догадаться.
- И за Флорой, точно так же, как и за вами, стоит другой.
- Я подозревала.
- И этот другой - немецкий торговец Макс Бруннер.
- Чем же он торгует?
- Не брильянтами. Но, как вам известно, брильянтами интересуются не только ювелиры. Иначе ювелирам было бы некому их сбывать.
- Как вы вовремя мне это сказали. А какие у нее отношения с Пенефом?
- Вы можете быть вполне спокойны. Она обозвала его кретином.
- Это еще ни о чем не говорит. Кретины для того и существуют, чтобы быть орудием в руках умных.
- Убежден, что на него она уже не рассчитывает. Не знаю, почему именно, но не рассчитывает.
- А как она относится ко мне?
- Просто боготворит вас.
Мы продолжали разговор в том же духе еще какое-то время. Однако, чтобы не показаться совсем неблагодарной, Розмари все же признала, что мои сведения небесполезны, и выразила надежду, что в ближайшее время я выясню еще кое-какие детали и окончательно овладею этой крепостью - конечно, не карабкаясь на ее стены в буквальном смысле слова, В общем, все кончилось довольно мирно, однако в наших отношениях стал чувствоваться какой-то холодок. Едва ощутимый холодок - чтобы мы не закипели в пылу страстей.
Поднявшись в спальню, я окидываю взглядом соседнюю виллу. Полиция, наверно, уже закончила свою работу. После двух убийств подряд в одном и том же месте люди приобретают определенные трудовые навыки. и все делается быстрее. В саду ни души, и холл с незашторенными окнами пустынный и немой. Немой - и все же говорит мне кое-что: значит, Розмари не пошла успокаивать то немощное существо. А может, уже раньше исполнила свою задачу.
Мне больше нечего делать в этой пустой вилле, разве что ждать, пока кто-нибудь пожалует и по мою душу. Я выхожу и иду по аллее в сторону леса, просто чтобы немного размяться и попробовать взглянуть на ситуацию со стороны. Лес, этот тихий и прохладный колонный зал, неторопливо заключает меня в свои объятья; за его колоннадами, там, вдали, просматривается изумрудно-зеленое поле, за ним - голубая цепь гор, а еще дальше - заснеженные громады альпийских вершин, над которыми синеет небо.
Я сворачиваю на тропинку, чтобы посидеть на первой попавшейся скамье, но скамья, оказывается, занята. На одном ее краю сидит пригорюнившись худенькая девушка в темном ученическом платье с белым воротничком. На коленях у девушки лежит плюшевый медвежонок. Заметив мое приближение, девушка вздрагивает, но я спешу ее успокоить:
- Не бойтесь... Я ваш сосед, хозяин Розмари.
- Мне кажется, я вас уже видела, - кивает девушка, которой, как я уже имел случай заметить, наверняка под тридцать.
- Вы мне позволите присесть на минутку?
- Почему нет? Скамейка не моя.
- Мне бы не хотелось вам досаждать...
- Что вы! Не станете же вы говорить об этом ужасном убийстве...
- Не беспокойтесь, - заверяю я ее, хотя мне не терпится заговорить с нею именно об убийстве.
- Тут все норовят меня успокаивать и все толкуют о вещах, которые меня расстраивают еще больше, будто мало мне того, что эта страшная картина до сих пор у меня перед глазами - труп... и эта кровь... Даже когда я закрою глаза...
- Не стоит закрывать глаза. - советую я ей- - Если вы хотите отделаться от какого-то кошмара, вы должны не закрывать глаза, а открывать их как можно шире, смотреть на окружающие вас предметы: на красивые деревья, на луг, на горы и небо... вслушиваться в говор простых вещей...
- Мне кажется, что простые вещи я в состоянии понять, - соглашается Виолета, прижимая к себе медвежонка, словно тот готов заплакать. Единственное, чего я не понимаю, так это людей... И может быть, поэтому я всегда их боюсь, даже если они любезны и дружелюбны...
- Люди бывают разные, - внушаю я ей. - И дружелюбие - это еще не все. Важно знать, что за этим дружелюбием кроется: сочувствие или расчет.