Матвей взялся за тулуп, что был на охотнике, и поволок мертвеца по деревянному полу, искоса поглядывая, чтобы покрывало не сползло с его лица. В глубине души мальчику совсем не хотелось увидеть это жуткое исполосованное клыками лицо еще раз. Ему повезло, если конечно это можно назвать везением, тело охотника оказалось не столь тяжёлым. Оттащив труп от стола, мальчик почувствовал, процесс остановился. Поясной охотничий ремень, из которого торчали патроны, зацепился за вылезший из половой доски ржавый гвоздь. Мальчик отцепил ремень и продолжил путь. Отодвинул задвижку на двери, выволок тело наружу. Сердце гулко билось о рёбра, казалось, сейчас оно выскочит из груди. Но иного выхода не было, это дело надо было довести до конца. Дотащив мёртвого охотника до сугроба, Матвей спешно забросал его снегом. Покончив с этой жуткой для детской психики процедурой, он со всех ног, словно за ним самим сейчас неслись голодные волки, кинулся назад в избушку и задвинул прочный засов на двери.
Теперь можно было подумать и о ночлеге.
Матвей взял с прибитой к стене полки большие сибирские спички, разжег печку дровами, которые наготове лежали тут же рядом с печью.
— Никогда не видела такие огромные спички! — удивленно сказала Вика.
— Их делают специально для Севера, чтобы ветер не гасил, и тогда костер можно разжечь быстрее.
Дальнейшие объяснения, для чего в Сибири нужно быстрее разжечь костер, замерзшей девочке не потребовались. Она кивнула головой и сказала:
— Хорошо, что в этой избушке есть такие замечательные спички.
Огонь медленно разгорелся. Дети, наконец, могли осмотреться и перевести дух. Поле для осмотра было нешироким. Избушка оказалась крепким, сколоченным из толстых брёвен строением, в которой охотники могли отдохнуть после трудных переходов, подкрепить силы, переждать пургу, очень суровую в этих краях, а весной и осенью — холодные проливные дожди. Для этого в избушке и держали все необходимые вещи и продукты. Вдоль правой от двери северной стены стояли сколоченные из досок две лежанки. Одеял, подушек и прочих городских излишеств не было, а лежали телогрейки и старые шубы, пусть не идеальной чистоты, но зато очень теплые. Напротив, у южной стены железная печка на четырёх ножках, в пасти которой уже весело плясало ярко-оранжевое пламя. У двери лежали заготовленные для печки дрова. Чуть дальше у той же стены небольшой разделочный стол-шкаф, над ним двухъярусная забитая всяческими предметами полка, где Матвей и нашёл спички. Рядом со столом, видно для улучшения видимости в процессе приготовления пищи, еще одно окошко. Середину комнаты занимал сколоченный из строганных досок стол, по обеим сторонам его две лавки. Вот и вся скудная меблировка охотничьей избушки. Нехитрое и простое убранство домика как отражение того образа жизни, к которому привыкли местные обитатели. Главным украшением, по мальчишескому мнению, было вне сомнения оружие. На противоположной от двери западной стене висела на гвозде малокалиберная винтовка, рядом с ней на другом гвозде Матвей и разместил оброненное погибшим охотником ружьё. Затем закрыл окошко, через которое они проникли.
Избушка набиралась уютным теплом, и Вика уже не дрожала как осиновый лист на холодном осеннем ветру. Но для девочки, привыкшей к московскому бытовому изобилию, слабый свет сибирского солнца, что с трудом просачивался сквозь два небольших оконца и никак не мог разогнать полумрак в избушке, был недостаточен. Матвей взял с полки ещё пару свечей, зажёг и поставил на стол. В домике сразу стало светлее, и через некоторое время дети почувствовали, что их клонит ко сну. Сказывалось все — и пережитые волнения, и долгая дорога по глубокому снегу. Матвей и Вика, не сговариваясь, и не говоря друг другу ни слова, повалились на охотничьи лежанки и, укрывшись старыми шубами, крепко заснули.
Матвей с трудом разлепил глаза. Ему показалось, что он закрыл их всего на пару минут, а сквозь мутные оконца уже пробивался тусклый утренний свет. Свеч за ночь погасли и растеклись по столу. С соседней лежанки из-под сбитой в кучу шубы не доносилось ни звука, и Матвей понял, что проснулся первым. Комната за ночь так остыла, что никакие шубы уже не грели, холод змейкой проскользнул под них, и зубы уже начинали выдавать кавалерийскую дробь. Дрова в печи давно сгорели. Городские дети, конечно, не могли знать, что в дровяных печах огонь нужно постоянно поддерживать, потому что сосновые поленья быстро сгорают, и огонь, дающий необходимое в это время года тепло, просто погаснет, как это и случилось. Стуча зубами, Матвей вскочил, накинул на себя телогрейку, что этой ночью служила ему подушкой, и принялся разжигать печку.
— Почему так холодно? — глухо прозвучал голос Вики.
Мальчик обернулся и улыбнулся — из-под шубы виднелись только глаза девочки.
— Это тебе не московская квартира, где и газ, и электричество, а про отопление вспоминаешь только, если трубу прорвет, или она на трассе замерзнет и лопнет.
— А у нас никогда ничего не прорывало, всегда было тепло, — грустно сказала Вика. — Откуда ты всё знаешь?