Тайга

— Опять ты за свое, — вздохнула девушка и осторожно потрогала лобик спящего сына. — Пап, мы с тобой сто раз на эту тему говорили. Не хочу я видеть ее, не хочу и не могу. Она мне всю жизнь искалечила, а я буду улыбаться ей, как ни в чем не бывало. Неужели ты этого не понимаешь?

— Понимаю я все, — тяжело вздохнул он. — Но ведь и она измаялась вся, Ириш. Слоняется по дому, как тень. Не знает, куда себя девать. Ни красится, не расчесывается. Даже в зеркало смотреться перестала. Я ее никогда не видел такой. И мне за нее страшно. Слышишь, девочка? Мне страшно за нее.

— Странно, — равнодушно отозвалась девушка. — Обычно она действует другими способами. Лежит в койке и целыми днями смотрит телевизор, закатывая глазки, лишь когда кто-то заходит в комнату. Видимо, теперь у нее другая роль. Решила попробовать себя в другом амплуа. Растет наша мамуля, растет.

— Неужели ты настолько возненавидела ее? — отчаянно вскрикнул отец.

— Папа, она отняла у меня все! — с трудом сдержав чуть было не сорвавшийся с губ крик, звенящим шепотом, отчеканила она. — Любимого человека, надежду на счастливое будущее, семью, о которой я так мечтала! И все из-за ее прихоти! Из-за ее непонятных амбиций и…

— Марина! Что с тобой, Мариночка! — прервал ее отдаляющийся голос отца. Через секунду последовал глухой удар, словно на землю бросили мешок с картошкой. Ирина почувствовало как бешено заколотилось ее сердце, дыхание перехватило.

— Папа, папочка! — в полный голос закричала она, уже не боясь разбудить ребенка. — Что у вас случилось? Ответь мне, пожалуйста!

Но в трубке воцарилась полная тишина. Зато мордочка малыша стала резко заливаться яркой краской. Он сморщил лобик, открыл сонные глазки и закричал во всю свою младенческую мощь. Ирина бросила трубку на рычаг, схватила его на руки и забегала по привычному маршруту: правый угол — левый угол, правый… В очередной раз упершись взглядом в острый косяк, она замерла.

— Что же я делаю, Алешенька? — глядя прямо перед собой, обратилась она к сыну. — Что я творю? Ведь она моя мать! Моя родная, любимая мамочка! Какая бы она ни было, что бы ни творила — другой у меня не будет!

Ирина положила крошечный сверток на кровать. Малыш, уставший от бессонной ночи, даже не пошевелился. Он вновь заснул.

Девушка надела на себя первое, что попалось ей под руку, спешно расчесалась, плесканула в лицо прохладной водой и вызвала такси. Когда автомобиль подъехал, она завернула малыша в стеганое одеяло и бросилась на улицу.

Всю дорогу девушка пыталась дозвониться отцу на сотовый телефон. Но он не брал трубку. В сотый раз, слушая длинные гудки, она заплакала. Ей было очень страшно. Это чувство закралось в ее сердце в ту самую секунду, когда она услышала тот странный глухой звук. Где-то в глубине души она давно поняла, что произошло. Но она не вынимала этого понимания из глубин своего подсознания. Слишком ужасным оно могло оказаться. Настолько ужасным, что она просто этого не переживет.

Карета скорой помощи как раз отъезжала от родительского подъезда, когда такси с Ириной затормозило около него. Девушка, прижав к груди малыша, бросились вслед автомобилю с красным крестом. Но та, включив мигалку, быстро влилась в шумный паток машин и скрылась в автомобильном море.

Опустив голову и бесшумно плача, поплелась она в родную квартиру. Дверь открыл посеревший и как-то резко осунувшийся отец.

— Увезли нашу маму, — растерянно посмотрел он на дочь. — С сердцем у нее плохо стало. Говорят, инфаркт. Меня с собой не взяли. Почему-то. Вот, собираюсь ехать к ней сам.

— Прости меня, пап, — шагнув через порог, Ирина уткнулась в широкую отцовскую грудь и надрывно, громко зарыдала.

Малыш, зажатый между двумя взрослыми людьми, недовольно напрягся, выгнулся и огласил квартиру звонким криком.

Ирина вздрогнула, отстранилась от отца и, заставив себя успокоиться, принялась укачивать сына.

— Это ты нас прости, доча, — глядя на прямую девичью спину, тихо сказал он. — Никудышные тебе родители достались.

Только Ирина его не слышала. Алеша заходился громким плачем, давясь собственными рыданиями и у нее никак не получалось успокоить его. Минут через пять она услышала голос отца:

— Ириш, я в больницу. Как только что-то узнаю — позвоню.

Девушка побежала к двери, но не успела. Тихонько щелкнул ключ в замочной скважине и все внешние шумы стихли. Остался только надрывный детский плач, которым последние три месяца была наполнена вся Ирина жизнь. Молодая мама глубоко вдохнула, промокнула невольно пробежавшую по щеке слезу и, натянув на лицо улыбку, поспешила к малышу.

Алеша успокоился только к вечеру. В незнакомой обстановке, окутанной густым запахом лекарств, ему было неуютно и страшно. Да и вредный зубик никак не хотел прорываться сквозь упругую десну. Во рту все саднило и чесалось, раздражая малыша все больше и больше.