Таймлесс. Изумрудная книга

— Зеленом? О да, — сказала мадам Россини. — Когда все еще думали, что рыжая худышка (она произносила «удишка») — будет прыгать во времени, я много зеленого использовала, он прекрасно гармонирует («армоньирует») с рыжими волосами и, конечно, с зелеными глазами юного бунтаря.

— Ой-ёй! — сказал Ксемериус и погрозил ей лапой. — Опасная почва, драгоценная!

В этом он был прав. Юный мерзавец-бунтарь однозначно не был в списке позитивных вещей, о которых я хотела думать. (Но если Гидеон действительно появится на этой вечеринке с Шарлоттой, я точно не буду там торчать в мусорном мешке! Лесли может что угодно говорить о «крутизне» и современном искусстве.)

Мадам Россини расчесала мои длинные волосы и собрала их сверху резинкой.

— Сегодня вечером он, кстати, будет в зеленом, темный морской зеленый цвет — я потратила часы, выбирая ткань, чтобы ваши цвета подходили друг к другу. В конце я еще проверила, как они смотрятся при свете свечей. Absolument onirique.[23] Вы будете выглядеть как король и королева морей и океанов.

— Абсалюмонг! — каркнул Ксемериус. — И жили они долго и счастливо, и родили много маленький морских принцев и принцессок.

Я вздохнула. Кажется, он хотел остаться дома и последить за Шарлоттой? Но не смог удержаться от того, чтобы проводить меня в Темпл. Что тоже было очень трогательно. Ксемериус-то знал, как я боюсь бала.

Пока мадам Россини заплетала мои волосы в косу, которую потом завернула в узел и прихватила шпильками, она, концентрируясь, хмурила лоб.

— Зеленый, говоришь? Дай-ка подумать. Можно взять костюм для верховой езды из конца восемнадцатого века из зеленого («зельеного») бархата, еще — о! у меня отлично получилось! — вечерний ансамбль из 1922 года, шелк цвета вод Нила и подходящими шляпкой («шьльяпкой»), пальто и сумочкой, tr`es chic![24] Еще есть несколько платьев в стиле Баленсиага,[25] которые Грейс Келли носила в шестидесятых. Но самое лучшее — бальное платье цвета листьев розы, тебе оно будет очень к лицу.

Она осторожно подняла строение из волос. Белоснежный и украшенный голубыми бантиками и парчовыми цветочками парик напоминал мне многоэтажный свадебный торт. От него даже пахло ванилью и апельсинами. Мадам Россини умело надела свадебный торт на птичье гнездо у меня на голове, и когда я в следующий раз посмотрела в зеркало, я едва узнала себя.

— Сейчас я выгляжу как смесь Марии-Антуанетты и моей бабушки, — сказала я.

И из-за черных бровей — еще немного как разбойник Хотценплотц,[26] переодевшийся в женское платье.

— Глупости, — возразила мадам Россини, закрепляя парик громадными шпильками. Они выглядели, как маленькие кинжалы с рукояткой из стеклянных камушков, которые сверкали на парике, как голубые звезды. — Важны контрасты, лебьёдушка. Контрасты — это самое главное. — Она указала на раскрытый ящик с косметикой, стоявший на туалетном столике. — Небольшой макияж — smokey eyes[27] при свете свечей и в восемнадцатом веке en vogue.[28] Чуточку пудры — parfaitement![29] Ты опять будешь красивее всех!

Что она, конечно, не могла знать, так как сама не была на вечеринке в прошлый раз. Я улыбнулась ей.

— Вы так добры ко мне! Вы — самая лучшая! А за свои платья вы должны получить Оскара!

— Я знаю, — сказала мадам Россини скромно. — Помни, что садиться и выходить ты должна головой вперед, дорогуша.

Мадам Россини проводила меня до лимузина и помогла забраться в него. Я себе казалась Мардж Симпсон, только башня у меня на голове была белая, а не синяя, и крыша лимузина, к счастью, была достаточно высока.

— Трудно представить, как такая тоненькая фигурка может занимать так много места, — сказал мистер Джордж, улыбаясь, когда я наконец расправила все юбки на заднем сиденье.

— Точно! В этом платье можно затребовать собственный почтовый индекс.

Мадам Россини на прощанье послала мне воздушный поцелуй. Ах, она была необыкновенная! В ее присутствии я всегда забывала, как ужасна на самом деле моя жизнь в настоящее время.

Автомобиль двинулся с места, и в этот момент распахнулась дверь в штаб-квартиру Хранителей и из нее выбежал Джордано. Его подбритые брови занимали вертикальное положение, а под искусственным загаром он наверняка был мертвенно-бледным. Его рот с надутыми губами открывался и закрывался, что придавало ему вид вымирающей глубинной рыбы. К счастью, я не могла расслышать, что он сказал мадам Россини, но можно было легко догадаться. Глупая девчонка! Ни малейшего понятия об истории и менуэте. Опозорится из-за своего безрассудства. Позор для человечества.