Кто-то должен умереть? Это и было причиной, почему Люси и Пол украли хронограф?
Гидеон ожидающе смотрел на меня.
— Пожертвовать жизнью одного ради спасения многих? — пробормотала я. — Нет, я не думаю, что это слишком высокая цена, с прагматической точки зрения. А ты?
Гидеон долго ничего не говорил, он только скользил взглядом по моему лицу и играл с моим локоном.
— А я думаю, — сказал он в конце концов. — Не всегда цель оправдывает средства.
— Означает ли это, что ты сейчас не будешь делать то, что граф от тебя требует? — вырвалось у меня — признаюсь, не слишком изящно. — Например, играть моими чувствами? Или моими локонами?
Гидеон убрал руку от меня и удивленно посмотрел на нее, будто она ему не принадлежала.
— Я не… Граф мне вовсе не приказывал играть твоими чувствами.
— О, не приказывал?! — В одно мгновение я снова разозлилась. — Мне он, во всяком случае, сказал что-то такое. Что он глубоко впечатлен, как хорошо ты справился со своим заданием, хотя у тебя было так мало времени, чтобы манипулировать моими чувствами, и ты — как глупо! — так много сил потратил не на ту жертву — в смысле Шарлотту.
Гидеон вздохнул и потер тыльной стороной ладони лоб.
— У нас с графом действительно состоялось пару разговоров о… э-э-э… мужских разговоров. Он считает — и учти, он жил более двухсот лет тому назад, это можно извинить, — что действия женщин определяются эмоциями, тогда как мужчины руководствуются разумом, и что поэтому для меня было бы лучше, если моя партнерша по прыжкам во времени была бы влюблена в меня, чтобы в сложных случаях я мог бы контролировать ее поведение. Я думал…
— Ты… — перебила я его гневно. — Ты думал: ну тогда я позабочусь о том, чтобы все получилось!
Гидеон встал и стал быстро ходить по комнате. По какой-то причине он выглядел крайне взволнованным.
— Гвендолин, я же тебя ни к чему не принуждал, правда? Наоборот, я часто плохо обращался с тобой.
Я, онемев, смотрела на него.
— И я теперь должна тебя за это благодарить?
— Конечно нет, — сказал он. — Или да, должна.
— Ну так что теперь?
Он сверкнул на меня глазами.
— Почему девушкам нравятся парни, которые плохо с ними обращаются? Воспитанные, очевидно, и в половину не так интересны. Иногда мне с трудом удается сохранять уважение к девушкам. — Он все еще носился по комнате, как тигр в клетке, делая длинные, раздраженные шаги. — К тому же у лопоухих или прыщавых не такой большой выбор.
— Какой ты циничный и поверхностный! — Я не могла прийти в себя из-за поворота, который принял этот разговор.
Гидеон пожал плечами.
— Спрашивается, кто здесь поверхностный. Или ты позволила бы мистеру Марли себя поцеловать?
На какой-то миг я действительно была выбита из колеи. Небольшое, совсем
— Ты забыл кое-что решающее в своей потрясающей аргументации. Несмотря на твою внешность совершенно без прыщей — мои поздравления, кстати, по поводу твоей самоуверенности — я никогда не позволила бы тебе себя поцеловать, если бы ты не солгал мне и не притворился, что испытываешь ко мне какие-то чувства. — Тут же слезы подступили к глазам. Но я продолжила дрожащим голосом: — Я бы никогда… не влюбилась в тебя.
А если бы влюбилась, никогда бы тебе этого не показала. Гидеон отвернулся от меня. Какой-то момент он стоял, полностью замерев, а потом внезапно ударил со всей силы ногой в стену.
— Черт возьми, Гвендолин, — сказал он сквозь сжатые зубы. — А ты всегда была правдива со мной? Разве ты не врала, где только можно?
Пока я искала ответ — он был действительно мастером повернуть оружие противника против него самого — я почувствовала знакомое головокружение, но на этот раз мне было плохо как никогда. Испуганно я прижала «Анну Каренину» к груди. На корзинку времени уже не хватило.
— Ты хоть и позволяла мне целовать себя, но никогда мне не доверяла, — еще услышала я слова Гидеона.
Что он сказал дальше, я не знала, потому что в следующий момент приземлилась в настоящем и должна была собрать все силы, чтобы меня не стошнило под ноги мистеру Марли. Когда я наконец утихомирила свой желудок, Гидеон тоже уже был здесь. Он стоял, прислонившись к стене. В его лице не осталось и следа злости, он грустно улыбался.
— Мне бы очень хотелось принять участие в вашей игре в покер, — сказал он. — Я хорошо умею блефовать.
И он вышел из комнаты, не обернувшись.
~~~
25 июня 1542 года