Хорошо бы сразу плыть дальше, да надо было возвращаться за остальным грузом: первый рейс сделали налегке. А пока привезли всю кладь, погода испортилась, шторм гнал по озеру такие волны, что в открытом месте «Тундре» могло и не поздоровиться.
Перебрались к ближайшему острову. Вокруг — безымянные горы, заливы и острова, неизвестные даже кочевникам Таймыра. Под какими названиями нанести их на карту?
Дать имена знаменитых астрономов и натуралистов? Наверное, такой чести достойны и наиболее почитаемые профессора университета, где, возможно, уже забыли студента Александра Миддендорфа.
И на карте, составленной Вагановым, появились острова Купфера, Струве, Федорова, Савича, Бетлинга, мыс Ленца, полуостров Гофмана. Профессор Гофман, у которого Миддендорф слушал лекции по геологии, сам был известным путешественником, много странствовал по Сибири и совершил кругосветное плавание.
То отбрасываемая встречными ветрами, то выталкиваемая боковыми на берег, «Тундра» много дней тащилась вдоль западного побережья озера. Но вот наконец и пустынный залив, где вода медленно текла на север. Только там мог быть исток Нижней Таймыры, уходящей из озера к океану.
Экспедиция знала теперь больше, чем кто-либо, о природе Таймыра, его климате, почвах, животном и растительном мире. Не разумнее ли было без промедления повернуть назад? Ведь люди сильно измотаны.
Чего стоили хотя бы ночевки в комариной тундре! Миддендорф попробовал спать в одежде кочевников, сшитой из шкуры оленя. Утром на руке красная татуировка повторила орнамент вышивки: комары проникли хоботками во все отверстия, оставленные вышивальной иглой!
Сон не освежал людей. Они просыпались с распухшими веками, одутловатыми лицами. Миддендорф вспоминал Гумбольдта, говорившего, что он в любой момент готов променять сибирских комаров на самых кровожадных москитов реки Ориноко.
Правда, «комар-пора», как называют ее кочевники, кончалась. Днем над тундрой летали бабочки, а по ночам под ногами хрустел ледок. Птицы тянулись на юг, в теплые края.
Так не поспешить ли следом за ними? И все же, зная, что риск велик, даже очень велик, начальник экспедиции решил идти дальше. Его манило близкое побережье океана… Стоит только спуститься по Нижней Таймыре — и вот он, полярный фасад Сибири. Ради этого стоило рискнуть!
В начале августа быстрое течение Нижней Таймыры подхватило лодку. Она то скользила над глубокими омутами, то царапала днищем гальку перекатов, то черпала бортами воду в порогах.
Глубокая пещера, темневшая среди скал, привлекла внимание Миддендорфа. Он присмотрелся:
— Давайте к берегу!
Это могла быть пещера, в которой Харитон Лаптев укрывался при переходе через Таймыр после гибели корабля. Голодные собаки еле тащили нарты, он жестоко страдал от снежной слепоты, но все же пересек замерзшее озеро и пошел по Нижней Таймыре к океану, навстречу Челюскину. Только вперед, только к цели, без сомнений и колебаний!
У входа в пещеру запылал костер: Таймыр напомнил о близкой зиме изрядным ночным морозцем. Внутри не нашли никаких следов человека. Но вскоре Ваганов, собиравший на берегу топливо, увидел мамонтовый бивень, распиленный на три части. Рядом лежал лошадиный череп, обгоревшие головни, старое топорище.
— Лаптев! — уверенно сказал Миддендорф. — Его лагерь.
— Да, может, вовсе и не он? — возразил Ваганов.
— А череп? Ведь с Лаптевым были якуты, охотники до конины. Но как сохранились щепки и головни в этом климате! Будто и не пронеслось над ними столетие.
А потом с лодки увидели береговой обрыв, из которого торчали исполинские кости. Ваганов так круто повернул «Тундру», что она едва не перевернулась. Выскочили на берег. Только Тит Лаптуков остался в лодке: он считал продолжение похода глупостью людей, не знающих, что такое таймырская зима, и всем своим видом выражал презрение к их суете.
Миддендорф внимательно осмотрел место, где река, размыв грунт, обнажила часть скелета мамонта. Отличный экземпляр. Как украсил бы он петербургский музей!
— А может, попробуем откопать? Хотя бы череп, — предложил Ваганов.
— Нет, такой подвиг нам не по силам. Мерзлота тверда. Да и как мы увезем кости?
Грунт у ребра мамонта был темно-бурым, рыхлым, жирным. Неужели остатки мамонтового мяса? Ваганов взял щепотку, растер между пальцами, понюхал: да, похоже, что так.
— Ясно, что грунт еще не был мерзлым, когда это чудовище попало в него, — сказал Миддендорф. — Мамонты жили десятки тысячелетий назад. Мерзлота в здешних местах им ровесница.
На карте появился Яр мамонтов, а в лодке — зуб ископаемого.
И вот наконец «Тундра» миновала большой остров. За последним мысом открылся взбаламученный морской залив. Они были у цели!
Мыс, сторожащий вход в Таймыру, Миддендорф назвал именем своего верного товарища. Смущенный Ваганов нанес на карту мыс Ваганова.
В три часа утра 13 августа 1843 года «Тундра» причалила к скалистому острову. Его омывали уже воды Ледовитого океана. На острове обнаружили развалины избушки, сложенной из плавника, — еще один след Великой северной экспедиции.