Тайна

Вы слыхали когда-нибудь
О траве голубой ая-гаига?
Ее имя —
Как отзвук
Старинного медного гонга.
У нее суховатые
Колкие стебли,
От нее синеватые
Наши бурятские степи…
Посмотрите —
Я вам
Ая-гангу принес,
На колени насыпал вам эту траву.
В этом запахе —
То, чем дышу и живу.
Если хочешь, мои друг,
Привезу я с собой
Много-много пахучей травы голубой.

— Оюна, — сказал Каштан, — как только растает снег и степь зазеленеет, сходим туда, и ты покажешь мне траву ая-ганга?

После долгой паузы Оюна сухо сказала:

— Каштан-ахай! Медсестре Сахьяновой поручено провести с вами в больнице курс лечебных процедур. Прогулка в степь вдвоем не входит в этот курс. Возможно, потому, что местные жители восприняли бы такую прогулку не совсем как лечебную процедуру.

— Прости, девочка, я не подумал. Пожалуйста, прости.

Юрий по-прежнему работал в быстром темпе. Сделал три листа. Принялся за четвертый. Вместо угля взял карандаш. Вновь стал набрасывать линии. Он остался доволен двумя эскизами. На одном Оюна получилась задумчивой, а на другом удалось схватить динамичный поворот головы и озорной искрящийся взгляд.

— Как сказал бы мой папа, — заметила Оюна, — помесь рыси, козы и ласточки в одной оболочке.

— Очень верно сказано! Очень. А кстати, кто они, твои родители?

— Живут в Улан-Удэ. Папа — певец, солист оперного театра. А мама — главврач больницы.

— Почему же…

— Почему я не осталась в городе? Почему сбежала из ленинградского балетного училища? Почему не прислушалась к заклинаниям матери и приехала сюда, в улус? Задайте такой вопрос другим. И любой вам объяснит.

— И что же они скажут?

— Каждый растолкует вам: Оюна — шалая, сумасбродная, ненормальная… Да вы и сами убедились, что я — с придурью. Правда ведь?

Он рассмеялся:

— Хочешь, чтобы я разубедил тебя в этом?

— Хочу.

— Ну так вот. Скажу со всей откровенностью и прямотой: ты, Оюна, — прелесть.

Она нахмурилась и покачала укоризненно головой.

— Юрий Петрович, будем считать, что вы этого слова не произносили. Хорошо?

— Но я…

— Или давайте решим, что чиндалейской бурятке это слово незнакомо. И она по наивности подумала, что «прелесть» означает по-русски: «умелый специалист по массажу». Договорились?

— Оюна, Оюна, ты меня то и дело ставишь на место. Я понял, что мне надо быть осмотрительней по отношению к тебе.

— Не только по отношению ко мне, Каштан-ахай.

Она помолчала. Взгляд ее стал задумчивым. Без всякой связи с предыдущим она сказала:

— Я вот о чем постоянно думаю, Юрий Петрович, и не нахожу ответа. Может, вы его знаете? Ведь у вас есть и опыт, и своя судьба. А я еще зеленая девчонка…

— О чем ты, Оюна?

— Скажите, в чем предназначенье человека? Каждого отдельного человека? Вот именно вы или я — зачем появились? И что человеку надо? Могли бы вы ответить?.. Вы делаете в жизни то, что вам хочется делать?.. Смотрю я на людей и мысленно спрашиваю каждого об этом: в чем твое предназначенье? Зачем живешь?

Оюна прошла по палате, глянула исподлобья на Каштана и сказала:

— Извините. Мне пора. До завтра!

«До чего же странная девчушка, — подумал Юрий, когда Оюна ушла. — Сколько в ней всего перемешано. И впрямь — и газель, и рысь, и ласточка, как сказал ее папа… Простенькие, однако, вопросы задает Оюна, ничего не скажешь: в чем предназначенье человека? Что человеку надо? Насколько помню, за три тысячи лет ни один мудрец не смог по этому поводу дать внятного ответа.

Впрочем, Оюиу это интересует вовсе не в общечеловеческом плане. Она хочет понять отдельного человека— земляка, меня, саму себя: какое у каждого предназначенье, что он хочет от жизни… Она ждет от меня ответа. А что я ей скажу? Скажу, что видел свое предназначенье в служении архитектуре, но потерпел крах? Расскажу о том, как рассыпаются мечты от столкновения с действительностью? Был убежден, что архитектура— мое призвание. Но доказать это не сумел…»

С этими мыслями Юрий лег спать. Однако сон не шел к нему. Оказалось, память сохранила обиды прошлых лет, и сейчас он невольно переживал их заново.

Он вспомнил, как однажды повезло его однокашнику Никите Смирнову. Благодаря каким-то родственным связям Никита получил великолепный заказ на проект здания советского культурного центра в одной из африканских стран. Все, что придумывал Смирнов, оказывалось не более чем унылой компиляцией, убогим стереотипом. И Каштан подарил ему свежую идею, здание многогранника на «ногах» с круглыми окнами. Никита ухватился с благодарностью за идею и создал на основе рисунка Юрия проект, который и был утвержден. Спустя несколько лет Каштан видел в телепередачах и в журналах это светлое, словно бы парящее над землей здание и испытал смешанное чувство зависти и гордости.