– Mija, tus dolores están llegando ma’ y ma’ cerca[170]. – Заметила она и подала Таине воды. Теперь, когда диван разложили, да еще учитывая ванну в углу, в касите стало не повернуться.
– ’fuera! ’fuera! – Пета Понсе велела нам с Сальвадором выйти, а потом добавила: –’Pera, Salvador, vete a buscar a Willie.
Саль отправился на поиски указанного Уилли.
Таина была мокрой от пота.
– Y tú… – И Пета Понсе велела мне сходить в лавку, купить бутылку кока-колы, галлон молока, вылить и то и другое, а пустые бутылки принести ей.
Я кинулся исполнять приказ.
Открыл калитку, перешел улицу и вошел в круглосуточный магазинчик. Когда я вернулся с пустой тарой, Пета Понсе взяла только бутылку из-под кока-колы.
– Mira, así, ¿ve’?[171] – Приложив пустую бутылку ко рту, Пета Понсе подула в нее, как во флейту. – Así. Ve’, así, mija. – Она вручила пустую бутылку Таине, и та тоже начала дуть в нее. Бутылка засвистела. Свист успокаивал, он не становился ни громче, ни быстрее. Таина свистела в бутылку, и, кажется, ее это немного успокаивало.
Я снова вышел, чтобы освободить место Пете Понсе.
– Mira, mijo, – окликнула меня Пета Понсе в окно. Она велела мне налить воды в бочку из-под бензина, лежавшую у ограды, и развести под ней огонь. У меня не было ни гаечного ключа, чтобы открыть пожарный кран на тротуаре, ни зажигалки.
Понимая это, Пета Понсе раскрыла свою черную сумку и вытряхнула содержимое на грязный пол. Там оказались крестик, изображение какого-то святого, зубная щетка, сигара, салфетки, презервативы, сотовый телефон, несколько монеток, еще сигара. Порывшись во всем этом добре, Пета Понсе отыскала зажигалку и гаечный ключ и протянула их мне в окно.
Я перешел дорогу, открыл пожарный гидрант и несколько раз наполнил и вылил бутыль из-под молока – до тех пор, пока железная бочка не наполнилась. Кто-то ловко водрузил бочку на два поставленных на поп
Мы с Петой Понсе аккуратно усадили обнаженное тело Таины в ванную.
– Coño, горячо! – взвыла Таина, обливаясь слезами.
– Mejor, mijа, – проговорила Пета Понсе. Так говорили наши родители.
– Горячо, сука. Хулио! – жалобно взывала Таина, словно я мог оспорить методы Петы Понсе. – Горячо же, сучья жопа как горячо!
У меня разрывалось сердце, но я молчал. Я доверял Пете Понсе, как доверяла ей моя мать, как женщины доверяли Пете Понсе.
– Все в порядке, Таина, – сказал я. – Пета Понсе знает, что делает.
Но Таина, невзирая ни на что, продолжала сквернословить от боли. В ванне она сидела выпрямившись. Пета Понсе заставила ее выпить еще воды и велела пошире раздвинуть ноги: más, más, más, раздвинь ноги, mija, еще, еще, чтобы горячая вода проникла внутрь, расслабь тело, mija. Пусть горячая вода отворит двери, и Усмаиль выйдет наружу.
Боль усилилась.
Схватки стали чаще.
– Сука, я сейчас сдохну на хер, – выла Таина.
– Nadie se muere, mi bella[172]. – Пета Понсе заверила Таину, что многие из тех, кто выдает себя за повитух, на самом деле лишь умножают число ангелов. А я не создаю ангелов, сказала она.
– ¡Puñeta, me muero![173] – завывала Таина, продолжая сквернословить.
– Mea, mea… – Пета Понсе теперь просила Таину помочиться. – Сможешь пописать? Пописай, mija, пописай в воду. Это поможет.
Стоны Таины мешались с ругательствами и слезами. Она не сразу, но помочилась. Вместе с мочой из нее потянулись нити крови, словно из нее изливались внутренности. Пета Понсе сказала, что это хороший знак, шейка матки открывается. Усмаиль уже у дверей. Пета Понсе отправила меня найти среди множества валявшихся во дворе веток палочку в двенадцать дюймов[174]. Принесенную палку она ополоснула в ванне и сунула Таине в рот. Таина крепко прикусила палку и стала поспокойнее.
Я снова помог Пете Понсе вынуть Таину из ванны. Пета обсушила Таину, мы перенесли ее на диван и аккуратно уложили на спину. Я вылил воду из ванны и еще немного побегал туда-сюда с бутылью из-под молока, а потом опять присоединился к Пете Понсе. Хлопнула калитка.
Через двор шли Сальвадор и какой-то человек – всклокоченная борода, глаза с нависшими веками.
– Пета Понсе, я здесь, – донеслось со двора. – Это я, Уилли. Я нужен тебе, Пета? – и он почтительно поклонился старухе.
– No sé, – ответила Пета Понсе. – Quizá[175]. – Она велела Уилли никуда не уходить: роды затягиваются.