Тайна

Суд приговорил меня к высшей мере наказания за контрреволюционную деятельность. Судья замолчал, а я чуть сознание не потеряла. Все, конец, думаю… А потом и говорит, мол, на основании статей таких-то, наказание вам заменяют на пятнадцать лет лишения свободы с отбытием в специальных лагерях и последующим поражением в правах на десять лет. И еще мне незаконную частнопредпринимательскую деятельность приплели, мол, шила я на дому. Говорили, что я способна на террор и шпионаж. Вот так-то, деточка… Навроде того, что пусть посижу на всякий случай…

– Как же это получилось-то? – с недоумением спросила Ольга. – Вот так, прямо на улице схватили…

– Донес кто-то… Есть у меня подозрения, врать не буду – не уверена. Но рядом со мной на той же улице еще одна портниха жила. Так вот, шила я лучше – и аккуратнее, и под фигуру угадывала. Многие клиентки ко мне от нее переходили. Как только они про меня узнавали, сразу от нее уходили. Ей одни убытки от этого… Я этой портнихе давно говорила, мол, бросай это дело, занимайся другим. Да она, видать, иной выход нашла… Поцапались мы с ней как-то, угрожала она мне… Но я в расчет ее угрозы не приняла, собака лает, ветер носит… Видать, зря.

Глаза Щекочихи стали узкими и злыми. Ольга догадалась, как часто та вспоминает свою обидчицу. Было ясно, что она лелеет план мести, и, когда бы ее ни выпустили – через год, десять или двадцать лет, доносчице не поздоровится.

Ольгу вдруг словно бы что-то коснулось…

– Ничего, ее судьба накажет, – вдруг тихо произнесла девушка.

И, глядя в ее задумчивые глаза, Щекочиха слегка вздрогнула, потом тряхнула головой, словно отгоняя наваждение, хлопнула ладонью по колену и нарочито бодро сказала:

– Да что мы все о пустом… Нам с тобой надо что-то придумать. У меня две пачки махорки припрятано, тут это самая лучшая валюта. Попробуем раздобыть что-нибудь…

И, не слушая возражений Ольги, она подозвала одного из охранников и о чем-то, яростно жестикулируя, горячо зашепталась с ним через решетку.

Вечером ей принесли войлочное мужское пальто – местами сильно потертое и с проплешинами, но без дырок.

– Держи, – протянула его Ольге Щекочиха.

– Нет, вы что, – мотнула головой девушка, – я такой подарок не приму, даже не думайте.

– И без возражений, а то обижусь навсегда. – Щекочиха насильно сунула свернутое пальто ей в руки, – в тюрьме отказываться не принято. Считай, что это тебе на Новый год подарок.

А ведь верно, вспомнила Оля, скоро Новый год…

Каким он будет – этот 1941 год?..

Полярный лед

Поезд шел несколько недель – не по прямой, а обходными путями. Собирали по дороге заключенных из разных тюрем. Ольга уже потеряла всякий счет времени и перестала отличать день от ночи – к тому же, несмотря на подаренное пальто, она начала жутко мерзнуть – почти все время ее била сильная дрожь. Да и беременность вдруг дала о себе знать: ее стало сильно тошнить. По утрам ее мучила рвота, она, жутко стесняясь и страдая, тем не менее не могла сдержать ее позывы… Спасало только то, что находилась она в полузабытьи – перед глазами вперемешку с северными пейзажами за окном мелькали знакомые родные поля и леса, лица тюремщиков вдруг сменяли улыбающиеся глаза Васятки или грустная улыбка мамы…

Наконец в конце декабря поезд прибыл в Лабытнанги, станцию неподалеку от Салехарда, – как потом выяснилось, ближайшего населенного пункта, где имелся аэродром. Здесь был пересыльный лагерь, откуда зэков распределяли по «точкам».

Оля со Щекочихой попали в первую группу, которую отправляли дальше. На объектах срочно требовались рабочие руки, поэтому заключенных отправляли на самолетах. Утром человек пятьдесят заключенных загнали в грузовики и повезли по ледовой дороге через Обь. После многодневного пути в тесных вагонах возможность размять затекшие тело и выбраться, наконец, из смердящей клетки казалась подарком судьбы. Но это ощущение тут же сменилось жестоким разочарованием. Было пронзительно холодно, дул пронизывающий ветер. Несмотря на приготовления и запасливость зэков, одежда большинства из них совершенно не годилась для такого климата, все дружно стучали зубами. В основной своей массе осужденные были родом из средней полосы, никогда не бывали в северных краях и не представляли, насколько тут суров климат. Казалось, что даже воздух здесь сделан изо льда.

В три маленьких АНТ-35, которые могли взять на борт только по восемь-десять человек, начали грузить заключенных. Все хотели попасть на первый рейс, а рейсов предвиделось несколько, и замерзать на пустынном аэродроме никому не хотелось. Давка образовалась такая, что в какой-то момент Оля подумала – уж не поубивают ли они все друг друга… Наконец первую группу, в которую попала и она вместе с Щекочихой, активнее всех работавшей локтями и кулаками, впустили в самолетик, больше похожий на картонную игрушку. Тот, угрожающе скрипя и кренясь, пробежал по обледеневшей полосе и взлетел над снежной равниной.