Тайна аббата Соньера

— Не беспокойтесь, аббат, — иронизирует Жюль. — Илья, должно быть, парит где-нибудь в одной из многочисленных пещер, которыми напичкан ваш прекрасный край, если только он не превращает сейчас свинец в золото или плевелы в зерно.

Тот, которого Жюль называет аббатом, покидает свой наблюдательный пост. Его очень блеклые глаза, глубоко посаженные и обрамленные морщинками, смотрят вопросительно кругом. Куда подевался этот чертов еврей? Потом его лицо искажает гримаса, и он хватается руками за живот.

— У вас все еще болит? — удивляется Жюль.

— У меня постоянно болит, а ваши цветы ромашки не помогли.

— У меня есть другой рецепт, но я сомневаюсь, чтобы такой святоша, как вы, захотел ими воспользоваться. Нужно…

— Я не хочу ничего слышать.

— Как вам будет, угодно. А вот и наш друг. Может быть, он сможет унять вашу боль.

— Я не приму никогда помощи у этого любовника Сиона[2].

Преследуемый мухами, постоянно пытающийся сохранить равновесие на камнях, выскальзывающих у него из-под ног, Илья Йезоло направляется к ним. Его большая умная голова с каштановыми волосами слабо покачивается, рот раскрывается и вдыхает горячий воздух, который с трудом достигает легких, израненных пневмонией, подхваченной когда-то давно в Москве. Его тучное тело представляет собой одну большую боль, которую он не может унять даже при помощи талисманов и лекарств, даже призывая архангела Рафаила. Ему бы следовало отказаться от этой губительной авантюры и оставить свое место какому-нибудь каббалисту помоложе, но Жюль и доктор Анкос настояли на том, чтобы это был именно он, старый мудрец, достойный последователь великого раввина Симона Бар Я’Хая. И он согласился сопровождать Жюля, чтобы выступить в роли наблюдателя. Когда-нибудь и ему поручат достойное его задание.

— Где вы были? — гневно возмутился аббат.

— На мельнице, я подслушивал, — отвечает Илья, показывая два белых камня.

— Сатану, несомненно.

— Нет, нашего человека. Беранже Соньера. Он очень несчастен.

— В пятистах метрах от него! Вы смеетесь надо мной, месье Йезоло?

— Похож ли он на кого-либо, кто насмехается? — резко говорит Жюль. — Послушайте, что он хочет вам сказать, и поверьте ему на слово.

Аббат, кажется, вот-вот перекрестится. Он спрашивает себя о том, что он здесь делает вместе с этими двумя богом проклятыми людьми. Если бы ставка в этой авантюре не была такой огромной, то он уже давно бросил бы их на произвол судьбы. Он бы вернулся к себе и продолжил писать книгу, изучать кельтский и искать разгадку тайны. Этой тайны, скрытой здесь, где-то у него под ногами, которая сделала их всех соучастниками, несмотря на их различия и взаимную ненависть…

Аббат стискивает зубы. А если они не одни следят за священником?.. Иоанниты могут быть где-то поблизости? Ему чудятся их тени среди скал и вся мощь Церкви Иоанна, превращенной в единое тайное общество вокруг Папы. Все началось во время правления папы Климентия III, в 1188 году, когда был срублен вяз в местечке Жизор вследствие кровавого сражения между Генрихом II английским и Филиппом II французским. С одной стороны — англичане и толпа экзальтированных епископов, хранителей учения Иоанна. С другой — французы и папа Климентий III, духовный последователь Петра. Посередине — орден тамплиеров и Приорат Сиона, тесно связанные между собой, но уже ненадолго, так как Великий Магистр тамплиеров, Жерар де Ридфор, встал на сторону Англии и заклеймил монахов Сиона. Между двумя орденами отныне война, и Сион назначает своего первого Великого Магистра — Жана де Жизора[3].

Аббат представляет себе, чем же была эта тайная борьба на протяжении веков и во что она превратилась сегодня, когда орден тамплиеров исчез и был окончательно заменен пришедшими ему на смену иоаннитами. И никто никогда не слышал, чтобы говорили о Приорате Сиона. Сион, основанный в 1070 году монахом из Калабрии по имени Урсус; Сион, находившийся под защитой приемной матери Годфруа де Буйона Матильды Тосканской; Сион, который создал орден тамплиеров в 1113 году; Сион, желающий изменить мир, реорганизуя общества и расы. И этому ненавидимому Сиону он должен служить! Так же, как он должен служить этому русскому еврею, о чьей силе он догадывается.

Со взглядом мечтателя, который не торопится вернуться к реальности, Илья ждет, пока аббат подчинится их воле. Он кладет оба белых камня. Это фрагменты древних вестготских скульптур. Илья пытается уловить их вибрацию, то прошлое, что в них живет, но дух стоящего вблизи аббата оказывает негативное воздействие. Ему придется дожидаться темноты и тишины, чтобы овладеть тайной этих камней.

«Этот аббат умен, и в то же время он антисемит», — говорит себе Илья, пытаясь проникнуть в мысли маленького хрупкого человечка, в чьих блеклых глазах время от времени загораются ненависть и неприязнь. — «Ему нельзя доверять… Он скрывает свой страх… Он лжет… Он действует ради себя одного… Он сам использует волшебство… Это…»

— Что вы услышали? — вдруг спрашивает аббат у Ильи.

— Сначала гнев, потом боль и отвращение…

— А раскаяние?

— Тоже.

— Тогда он останется.