Тайна академика Фёдорова

Георгиевича подключат к делу предотвращения катастрофы. Конечно, его возьмут в разработку, станут проверять. Но Кара-Мурза – человек проверенный, к тому же "выездной", не имеет никакого отношения к так называемым дисси­дентам. Кроме того, уже в эти годы он был известен как системный аналитик, занимал совсем не такое уж мало­заметное место. Помимо того, подставка под проверку этого уважаемого Фёдоровым самого сильного в будущем философа и политолога России давала ещё два шанса: могла ускорить созревание Сергея Георгиевича именно как крупного философа-патриота и способствовать подтвержде­нию чистоты, искренности намерений самого Фёдорова.

Ведь предложи он в качестве своего первого опорного лица, к примеру, бывшего редактора журнала „Человек и закон" русского патриота Сергея Семанова, уже бравшегося в разработку КГБ, отношение к гостю из будущего могло бы измениться в нежелательную сторону. Придя к такому решению, Алексей Витальевич принялся набивать текст. Сейчас он вновь чувствовал себя гостем из будущего. Поначалу он, привыкший за долгие годы к работе на лёгкой клавиатуре персональной ЭВМ, испытывал некоторые затруднения, но продолжалось это недолго. И хотя текстов своего излюбленного автора он, в отличие от выписок из "Правды", не заучивал, Кара-Мурзу помнил хорошо, многие места наизусть. Работа пошла споро. Для начала он воспроизвёл фрагмент о "перестройке" из книги "Предупреждение второе. Неполадки в Русском Доме".

Тексту почти дословной цитаты он предпослал такое предисловие:

"Доктор химических наук Сергей Георгиевич Кара– Мурза, 1939 года рождения, тесно общавшийся с 1985 года с Отделом науки ЦК КПСС, стал к концу 90-х годов крупнейшим философом России и наиболее объективным политологом-аналитиком." Написав это, Фёдоров будто услышал голос Кара-Мурзы:

-                 Что вы из меня классика делаете? Я всего лишь добросовестный учёный.

-                 Более чем добросовестный, – мысленно возразил Алексей Витальевич. – Вы стали пророком для целого поколения и обличителем для многих политиков. Не спорьте, надо обладать мужеством, чтобы развенчать затеянную Горбачёвым "перестройку". Ведь это именно вы, а не кто– то другой сказали, что перестройка, эта так называемая "революция сверху", была затеяна вопреки интересам и идеалам трудящихся масс.

-                 Я увидел, что в перестройке назревающий кризис лигитимности власти, грозящий её перераспределением, разрешается действиями правящей верхушки через государственный аппарат и идеологическую машину.

-                 Не будем забывать, что перестройка была с энтузи­азмом поддержана значительной частью общества. И, тем не менее, вы отнеслись к ней скептически. Как, впрочем, и я сам.

Даже негативно. Общество как бы „переросло" политическую структуру, созданную на первом этапе советского строя. Вынужденное на первом этапе создание закрытого правящего слоя.

-                 Номенклатуры.

-                 Совершенно верно. Создание такого слоя, – продолжил Сергей Георгиевич, – породило, как и предвидели Ленин и Сталин, рецидив сословных отношений. Однако произошёл срыв, и процессом овладела именно "номенклатура". В критический момент, в девяностом – девяносто первом годах, верхушка пошла на национальное предательство.

-                 Как вы первый заметили, перестройка была частью холодной войны. Она изменила политическую структуру мира. Номенклатура же, которую Сталин называл проклятой кастой и которая при Хрущёве была сознательно выведена из-под контроля госбезопасности и постепенно, но неуклонно совершенно утратила ответственность перед людьми, стала пятой колонной.

-                 Конечно. Именно так! А Соединённые Штаты играли в холодной, Третьей мировой, войне активную роль и рассматривают результаты „перестройки" как поражение СССР в этой войне. По своим масштабам это явление всемирно-исторического значения.

Фёдоров напомнил своему мысленному собеседнику о том, какую реакцию в общественном сознании вызвала так называемая гласность:

-                 Можно ли со всей определённостью утверждать, что вся эта кампания гласности привела к революции в сознании общества? – спросил он.

Конечно! И эта "революция" стала первым этапом перестройки, предшествовавшим демонтажу государства.

-   А второй этап – это, надо полагать, "приватизация"?

Алексей Витальевич представил, что Кара-Мурза должен был нахмуриться при упоминании об этом катастрофическом кризисе, последовавшем за расчленением Советского Союза и сломом хозяйственной системы.

-                 Этот кризис, – гневно сказал он, – не был объективным результатом процессов, происходивших в экономических и политических структурах страны. Он был искусственно создан. Создан и осуществлён как антисоветский проект, направленный на слом буквально всех устоев и структур жизнеустройства, на разрушение всей советской, а точнее – русской – цивилизации. Кроме того, передача в процессе "приватизации" преступному миру большой части собственности.

-                 И власти.