Тайна Анри Пика

Дельфина выбрала для этого передачу «Книжный мир»[30]. Ведущий программы Франсуа Бюнель добился у нее эксклюзива на следующем условии: это будет запись беседы с глазу на глаз, в Крозоне. Мадлен категорически отказалась ехать в Париж. Бюнелю, конечно, временами приходилось брать интервью вдали от своей студии, но тогда его собеседниками были Пол Остер или Филип Рот[31], ради которых не жаль слетать и в Соединенные Штаты. Однако сейчас он был в восторге оттого, что перехватил у других это сенсационное интервью: наконец-то можно рассчитывать на какие-нибудь новые откровения. В конце концов, почти за каждым писателем скрывается женщина.

Накануне отъезда в Бретань издательница почти не спала. Среди ночи она внезапно вздрогнула, как от толчка, села на кровати и спросила у Фредерика, что случилось. Он ответил: «Да ничего, любимая, ровно ничего». Но Дельфина так и не сомкнула глаз, просидев на диване в гостиной до рассвета.

7

Несколько часов спустя она, в сопровождении съемочной группы, позвонила в дверь Мадлен Пик. Старая женщина даже представить себе не могла, что столько людей предпримут такую дальнюю поездку ради ее скромной особы: в группе была даже гримерша. Мадлен сочла это полной глупостью, проворчав: «Я же не какая-нибудь Катрин Денев». Тщетно Дельфина объясняла ей, что перед телесъемкой всем положено гримироваться; старуха заупрямилась. Она хотела выглядеть естественно, и, вероятно, это было к лучшему. Гости поняли, что старая бретонка не позволит навязывать ей что бы то ни было. Франсуа Бюнель попытался умаслить ее, расточая комплименты убранству гостиной, для чего ему пришлось напрячь все свое воображение. В конечном счете он понял, что уместнее всего поговорить с ней о ее прекрасной родной Бретани. Попутно он упомянул о нескольких бретонских авторах, но выяснилось, что Мадлен никого из них не знает.

Началась запись. Бюнель сделал вступление, рассказав еще раз историю обнаружения романа. Он говорил с неподдельным энтузиазмом, но при этом тактично воздерживался от чрезмерных дифирамбов автору. Ведущие литературных передач должны находить золотую середину между восхвалением писателя, которого представляют с экрана, и тактом, импонирующим серьезной публике, которая предпочитает сдержанность дешевому фиглярству. Затем он обратился к Мадлен:

– Добрый день, мадам!

– Называйте меня просто Мадлен.

– Здравствуйте, Мадлен! Можно вас спросить: где мы находимся?

– Но… вам это хорошо известно. Какой странный вопрос!

– О, просто мне хотелось бы, чтобы вы представили эти места нашим телезрителям. Ведь обычно телепередачи снимаются в Париже.

– Ну конечно, у вас все самое интересное там, в Париже. То есть это парижанам так кажется.

– Значит, сейчас… мы находимся…

– У меня дома! В Бретани! В Крозоне!

Мадлен произнесла эти слова чуть громче предыдущих, словно гордость за родной край измерялась напряжением голосовых связок.

Сидя за спиной оператора, взволнованная Дельфина слушала начало беседы. Мадлен держалась на удивление спокойно, – вероятно, она даже не вполне осознавала, что на нее будут смотреть сотни тысяч телезрителей. Да и как вообразить столько народу за одним-единственным человеком, который вас расспрашивает?! Тем временем Бюнель решительно приступил к главной теме:

– Говорят, вы и понятия не имели, что ваш муж написал роман?

– Это правда.

– Вас это сильно удивило?

– Поначалу да, сильно. Я даже не сразу поверила. Но Анри был человеком особенным.

– В каком смысле?

– Не любил болтать попусту. Вот я и думаю: может, он берег слова для своей книги?

– Он ведь держал пиццерию, не так ли?

– Да. То есть мы держали.

– О, простите! Значит, у вас была пиццерия. И вы каждый день работали там вдвоем. Так в какое же время он мог писать?

– Наверняка по утрам. Анри любил выйти из дома пораньше, чтобы все приготовить для полуденных посетителей, но у него могло оставаться немного свободного времени.

– На рукописи нет никакой даты. Нам известно только, в каком году она была передана в библиотеку. Так, может, он работал над книгой долгие годы?

– Может, и так. Тут я ничего не могу сказать.

– Ну а что вы думаете о самом романе?

– О, это прекрасная история.

– А вы не знаете, любил ли он каких-нибудь писателей?

– Да я никогда не видела его за чтением книг.

– Не может быть! Он что же – ничего не читал?

– Что значит «не может быть»? Не стану же я вам врать, в моем-то возрасте.

– А Пушкин? Правда ли, что у вас в доме была найдена книга этого поэта?

– Правда. На чердаке.

– Я должен напомнить, что в романе вашего мужа рассказывается о последней встрече влюбленных, которые решили расстаться, а параллельно – об агонии Пушкина. Агонии ужасной, которая обрекла поэта на адские муки.

– Это верно. Там, в романе, он все время стонет.