– Прекрасная мысль, – ответил его новый знакомый, еле слыша собственный голос. Маруту чувствовал внутри какую-то беспорядочную вибрацию, в голове у него стоял гул, мешавший различать все, что не имело отношения к его мыслям. Как раз в этот момент Оливье Нора, генеральный директор издательства «Грассе», произносил краткую речь, благодаря за работу своих сотрудников, и особенно Дельфину Десперо. Маруту узнал молодую издательницу, она оказалась в центре внимания собравшихся, все взгляды были устремлены только на нее. Дельфина выглядела взволнованной; похоже, она впервые утратила присутствие духа, и это делало ее более человечной и трогательной. Директор попросил ее сказать несколько слов. Дельфина наверняка заранее готовилась к этому, но теперь говорила неуверенно, слегка запинаясь. Гости слушали ее, затаив дыхание. Здесь были и родители девушки, и, конечно, Фредерик, с его лица не сходила сияющая улыбка. Словом, на этом литературном торжестве не хватало только представителя семьи автора. Жозефина, которой была предназначена эта роль, так и не появилась. Тщетно ее разыскивали, она исчезла.
Из своего дальнего угла Маруту наблюдал за этим действом, хотя перед глазами у него все плыло. Дельфина казалась ему робким подростком, затерянным в просторном женском наряде. Внезапно он встал и направился к ней, пошатываясь на ходу. Руш спросил, куда он идет, но Маруту его даже не услышал. Кое-кто удивленно смотрел на человека, властно раздвигавшего толпу; подойдя к Дельфине, он вырвал у нее микрофон и объявил: «Ну, хватит болтовни! Вы ведь все прекрасно знаете, что Пик не писал этот роман!»
Часть восьмая
На следующий же день пресса растиражировала это скандальное происшествие; попало оно и в соцсети. Любители заговоров любого калибра тут же подхватили и стали обсуждать эту новость. Еще бы: кого не соблазнит такая возможность – подвергнуть сомнению официальную версию! Директор издательства «Грассе» счел, что небольшая полемика отнюдь не помешает дальнейшему успеху книги, однако категорически опроверг гипотезу о том, что «Последние часы любовного романа» были созданы другим автором. Романист Фредерик Бегбедер, воспользовавшись ситуацией, объявил в своем «Твиттере»: «Пик – это я!» А почему бы и нет, ведь книгу выпустило
Разумеется, Бегбедер не был автором романа Пика. И ничто не подтверждало сенсационного заявления, которое Маруту огласил с таким злорадством в самом разгаре торжества. Поговаривали, что он был мертвецки пьян и действовал по указке журналиста Жан-Мишеля Руша. Поэтому лихорадочный интерес общественности обратился на этого последнего. Прошел слух, что он знает истинную подоплеку дела. Но Руш категорически отвергал все просьбы объяснить свое отношение к этой истории. Какая ирония судьбы: быть самым жалким отщепенцем литературного Парижа и вдруг стать предметом всеобщего внимания! Люди, которые еще недавно даже не отвечали на его звонки, внезапно, как по волшебству, возымели желание пообщаться с ним. Однако радость первых мгновений славы быстро перешла в отвращение к этому маскараду. Руш принял твердое решение: никому ни слова. У него было письмо Пика – вероятно, единственное, написанное этим человеком, – и он не собирался преподнести его на блюдечке всем этим шавкам.
Его отпор объяснялся не только мстительным желанием насолить обществу: вооружившись доказательством своей правоты, Руш не хотел приподнимать завесу над этой тайной, пока не сможет раскрыть ее окончательно. Это было ЕГО, и только его расследование, и он дал себе слово держать рот на замке, чтобы успешно довести его до финала. Выходка Маруту, конечно, сильно подпортила ему дело. Он уже начинал догадываться, кто мог скрываться за Пиком, но теперь уж не собирался ни с кем делиться своим открытием, будь это даже другой пьянчуга, стоящий на пороге смерти. Единственным человеком, кому он мог бы рассказать все без утайки, была Брижит. Но Брижит больше не появлялась, так что слушать его было некому. С момента их разрыва она даже не отвечала на его звонки. Он оставлял ей на автоответчике самые что ни на есть разностильные послания, от шутливых до умоляющих, но все они остались без ответа. Бродя по улицам, Руш одержимо высматривал в потоке машин одни только «вольво»: после Пика это стало вторым его наваждением. И, завидев такую машину, он жадно обшаривал глазами ее кузов и крылья. Ни одна из них не была поцарапана. Отсюда он сделал вывод: в этом мире все любимы, кроме него.