Тайна аристократки

Хелен привела к постели графа близняшек, чтобы попрощались, посылала и за Тео, но он не успел вовремя приехать из Лондона к умирающему отцу. Когда граф потерял сознание и началась агония, Хелен не нашла в себе сил заставить сестер присутствовать во время его смертного часа.

– Нам нужно остаться? – прошептала Кассандра, вытирая красные глаза носовым платком.

Сестры сидели на маленькой скамейке у окна и пребывали в каком-то странном состоянии. У них не было нежных воспоминаний об отце, которыми они могли бы поделиться. Он не давал им мудрых советов, не рассказывал интересных историй, которые они могли бы вспомнить. Вот и оставалось им лишь одно – молча прислушиваться к его слабому хриплому дыханию и с несчастным видом ждать, когда он издаст последний вздох.

– Вряд ли отец хотел бы, чтобы мы находились здесь, – жалобно произнесла Пандора. – Ему никогда не было до нас дела.

Хелен, пожалев девочек, сказала:

– Ступайте, я останусь с ним. Помолитесь за него, а потом чем-нибудь займитесь, только не шумите.

Близняшки явно обрадовались. Кассандра остановилась на пороге, чтобы бросить последний взгляд на отца, а Пандора быстрым шагом вышла из комнаты, не оглянувшись.

Подойдя к кровати, Хелен посмотрела на графа. Он сильно исхудал за время болезни и на огромной кровати казался маленьким, съежившимся человечком. У него было серое, восковое лицо и распухшая шея, скрывавшая форму челюсти. Горевший в нем раньше яростный огонь жизни, казалось, потух. Граф медленно угасал в течение двух лет после смерти Джейн – возможно, горевал по ней. У них были сложные отношения. Эту семейную пару связывали разочарования и обиды так же крепко, как других связывала любовь.

Хелен несмело взяла вялую руку графа, от которой остались только вены и кости, обтянутые бледной тонкой кожей, и тихо сказала:

– Мне жаль, что здесь нет Тео. Я знаю, что вы не хотите, чтобы я присутствовала при вашей кончине. Простите меня… Но я не могу оставить вас одного.

В этот момент в комнату вошел Куинси. Его глубоко посаженные карие глаза блестели от слез, мокрыми были щеки и седые бакенбарды слуги. Не говоря ни слова, он сел на скамейку у окна, решив не оставлять Хелен до кончины графа.

В течение часа они наблюдали за агонией. И вот, наконец, Эдмунд, лорд Тренир, испустил дух в присутствии преданного слуги и дочери, в которой не было ни капли его крови.

После смерти графа Хелен ни с кем не осмеливалась говорить о своем происхождении, но была уверена, что Тео обо всем знает. Именно поэтому он не желал, чтобы она появлялась в высшем обществе, и относился к ней с некоторым пренебрежением.

Несмотря на то что в этом не было ее вины, Хелен испытывала стыд за свое незаконное рождение. Как ни старалась она забыть об этом, тайна происхождения грызла ее изнутри, причиняя страдания.

Хелен беспокоило, что до сих пор не рассказала обо всем Ризу. Она знала, что он мечтал жениться на дочери пэра, и, конечно, будет разочарован, узнав, что она по крови не принадлежит к Рейвенелам. Возможно, даже охладеет к ней…

И все же он должен знать правду.

Тяжело вздохнув, Хелен уложила дневники в сумку. Бросив беглый взгляд на пустую книжную полку, заметила комок бумаги, лежавший в пыльном углу, и, нахмурившись, вытащила его. Это оказалось скомканное письмо.

Сев на пол, Хелен осторожно развернула листок бумаги и увидела на нем строки, написанные почерком матери. Слова располагались на значительном расстоянии друг от друга и были написаны косо.

«Мой дорогой Альбион,

знаю, глупо взывать к твоему сердцу, в существовании которого я сомневаюсь. Почему от тебя нет никаких вестей? Неужели ты забыл обещания, которые давал? Если ты оставишь меня, то знай: Хелен никогда не будет любима собственной матерью. Я вижу, как она заходится в плаче, лежа в колыбели, и не могу заставить себя подойти к ней. Пусть плачет в одиночестве, страдая так же, как страдаю я сейчас, брошенная тобой.

Я не желаю соблюдать правила приличия. Моя страсть не подчиняется доводам разума. Вернись ко мне, и я клянусь, что отошлю ребенка. Я скажу всем, что девочка больна и должна жить в теплом климате под присмотром врачей. Эдмунд не будет возражать – напротив, только обрадуется, если Хелен уберут из дома.

Ничто не изменится для нас, Альбион, если мы будем осторожны».