— Мой первый брат, Рожденьем верный, От века создан солнцем дня. Едва увидел я, навеки Стяжал вкус дружбы для себя. Мой первый друг Ты самый близкий, Деливший детские Несмелые мечты. Но как случилось вдруг?.. Второй, средь Бога первым Назвался сам и больше хочешь ты. Разбиты ревностью сосуды Любви двух братьев в черепки. Привычны злобы ныне пересуды: Мне отомстить желаешь от тоски. Вселенной ненависть обычной стала скукой, И жизнь сетьми плетет вокруг тебя. Людей и ангелов зовешь ты вечной мукой, И вечный бой кипит, желанья разделя… Ты ненавидишь и стенаешь, Не знаешь, хочешь и горишь, Моим порывом убиваясь, Его ты страстью задушишь… Мой ангел, Данная мне в помощь Диана, светлая, как день. Быть может, ты уже не помнишь, Как разгоняя ветра тень, Красивых рук твоих касаясь, Я знал, что любишь; И прекрасен мир, Где, о себе я забывая, Тебе свой каждый вдох дарил. Но ныне что?.. Даров ты не желаешь От сердца более моих. Теперь ты факелом пылаешь, Потухший взор твой страстью облачен. То, что дано нам всем, хотела для двоих, И стонет сердце, свергнуто мечем… Теперь лишь иногда, когда невыносимо, Когда терпеть превыше твоих сил, Ты обращаешь взор на небо: «Вернешь ли время, Михаил?..» Вы ангелы архангела Денницы, Зари ушедшей, дети света, рабы дна. Сердца разучены молиться В молитву погрузили сна. И не проснуться им под звон железа, Небесной стали и клинка, Пока железа сердца нежно Не тронет вашего слеза. Доколе будет эта бойня Со всеми, против всех, со мной? Не умереть теперь спокойно, Ответив собственной главой. Увы, не в силах я исправить Ошибок, сделанных всех мной. Себя я тихо вопрошаю: Пройдет ли чаша стороной? Но не могу я дать ответа, Себе скажу: Молиться и любить. И верить надо, что случится Победой главной победить. Тогда узрят от боли преисподней В раю Восставших ангелов из пепла дел своих. Диана, возносясь как птица, Звездой зажжется Среди них. Ты, Самуил, Названный Князем тьмы и лести, Свободу вспомнишь Таинством небесным. Тогда забудутся Все сделаны тобой дела. Твое крыло Во взмахе перекрестном Коснется моего крыла…Михаил умолк, допев последний куплет. Его темные ресницы были опущены и слегка подрагивали.
Когда он поднял голову, то с удивлением увидел, что все сидят расстроенные и молчат. Агнесс, пряча щеку на плече Салафиила, пыталась незаметно стереть слезу. Ангелы Рафаила совсем стушевались и только грустно глядели куда-то вдаль. Габри, не стесняясь, плакал, вытирая глаза кулаками.
— Это было замечательно… — проговорил он. — Будь музой вместо меня, я увольняюсь.
— Нет, Габри. Это твоя работа, — грустно усмехнулся Михаил.
Взгляд первого архангела остановился на пламенеющем костре. Другие братья, повинуясь безотчетному чувству, тоже опустили глаза в огонь.