Тайна архивариуса сыскной полиции

– Не волнуйтесь за меня, Мария Михайловна, у меня счастливая монетка имеется, – серьезно сказала девушка и достала из ворота веревочку. – Савелий на дороге нашел, в карман убрал, так она его от пули однажды спасла. Перед смертью он начальство передать мне её просил. И ведь передал поручик, представляете? Из самого Петербурга Николай Иванович приехал, нашел, где я служу, да и приехал! А красавец какой ...  Молодой, высокий, светловолосый, глаза как море! Княжна как увидела, так и сомлела. Даже ночевать оставила. Он и задержался! «С такими воинами, как вы, поручик Петренко, нам не страшны враги...» – передразнила Груня княжну.

Я рассмеялась  – медовая настойка сделала своё дело, и только когда первое веселье сошло, осознала её слова.

– Повтори, как звали поручика?

– Петренко Николай Иванович, – с готовностью ответила девушка и с мечтательной улыбкой сжала ту самую, счастливую монетку – подарок покойного брата.

Случайность? Или… божий промысел? Ведь именно мне Белянин доверил вести документы по делу об убийстве Николая Петренко.

Имя-отчество-фамилия… полное совпадение. Однофамилец? Вряд ли. Да и в деле была пометка о том, что покойный только вернулся из Москвы. Волосы Петренко были светлыми, глаза … меня передернуло от воспоминаний, снова мне чудился запах разложения, спирта и нашатыря.

Поручик Петренко вернулся из Москвы и якобы повесился, судя по найденной записке – из-за огромных долгов. Долги были, это правда. Только вешаться он не собирался, его задушили. Что если в Москву он ехал поправить финансы? Почему бы не за счет падкой на красивых мужчин княжны?

Или, может быть, убийство и кража не связаны? И в Москву он действительно ехал, чтобы передать монетку сестре погибшего воина. До слёз романтично, приторно сладко, как самая желанная на свете ложь.

И легко подтверждается – достаточно узнать, где оба служили.     

– И давно он уехал? – с улыбкой спросила я.

Был и крошечный шанс, что убитый и случайный любовник княжны – разные люди.

– В начале прошлой недели. Анастасия Алексеевна теперь в Петербург засобиралась, книги какие-то в Университеты передать.

Тело Петренко обнаружили ночью в четверг… совпадает и время. Если при нем был гарнитур, был и мотив.

– А тут мы… – я отломила кусочек пирога.

Могла ли княжна не сложить пропажу гарнитура и отъезд Петренко? Если она сама настаивала на их связи… если действительно сильно им увлеклась…  

– Ох, засиделась я с вами, Мария Михайловна. Пойду! – опомнилась Агриппина. – Рада я, что вы наконец-то замуж за князя вышли! Очень рада! Долгих лет вам в браке, и детишек побольше!

После слов Милевского пожелание детишек от служанки было как нельзя кстати, и я хмыкнула.

– Благодарю, Груша, – ответила я девушке, проводила её до двери и добавила: – Но ты ошиблась, мы не женаты.

Она недоверчиво на меня посмотрела.

– Не простили, значит…

– Нет, – подтвердила я. – Но даже если бы и простила, где ты видела, чтобы князьям позволено было жениться на неблагородной? Разве что в романе, но это жизнь – увы.

Агриппина поджала губы и, прежде чем уйти, заметила:

– То-то и оно, барышня. А ведь все люди – равны.

Я зло хохотнула. Груня свела светлые бровки.

– Равны, Груша, – кивнула я.

Нет смысла спорить. Идеи равенства, бесспорно, привлекательнее правды. Служанка вышла, и я добавила закрытой двери:

– Равны. В романах так точно равны.

Могла ли благодарная Груша поведать Петренко, где хранит ценности княжна? Проникнувшись революционными идеями... не для наживы ради, для всеобщего блага...

Раскат грома стал мне ответом. Я уселась за застланный белой скатертью стол. Чай, пирог. Спасибо заботе князя – я достаточно согрелась: завинтила крышечку и отставила флакон с настойкой. Еще не хватало мне пить от тоски.

Пожалуй… ведь ради всеобщего блага многим можно пожертвовать. Жизнь одной восторженной служаночки ничто, если речь идет о миллионах людей, не так ли? Но что делать мне?

Я руками закрыла лицо.

Жить. Просто жить. Правда, «просто» это – весьма условно. Я пальцем обвела шрам на ладони, совсем как Дмитрий недавно. Белянин, Чернышов, Милевский … говорили об опасности, я не сомневалась в словах всех троих и всякий раз испытывала страх, думая об убийствах несчастных девушек.

Но сейчас страх стал другим. На живую сдирал кожу, раскаленными прутьями иссекал оголенные нервы.

Тот самый, много лет преследующий меня в кошмарах страх. Заслуженная кара. Как всё-таки странно, что он снова пришел здесь, в Москве. Нет, пожалуй, ничего странного. Всего-то возмездие.   

Звонкой трелью запел в поместье рояль. Я помнила, он стоял в большой светлой гостиной, внизу. Все комнаты первого этажа соединены коридором, и тканая дорожка стелется по полу. А наверху спальни, друг за дружкой, связаны длинным узким балконом, на который ведет лестница. Когда в Остафьево музицируют, слушатели – весь дом.

Да, я помню. Я знаю расположение комнат. Совсем рядом была некогда не менее прекрасная усадьба Милевских. В Остафьево привез меня Алексей в ту ночь, когда дотла сгорело его имение.