Тайна архивариуса сыскной полиции

– И как же вы узнаете, что я нарушила приказ? – я изобразила улыбку.

– По вашему взгляду, – с готовностью ответил царевич. – Я помню его. Именно так вы смотрели на меня при нашей первой встрече.

– Как?

– Как смотрят ангелы на смертных, Мария. Как будто меня нет.  

Слова – всего-то набор звуков, но в устах его высочества они пугают больше приставленного к горлу ножа. Зелень прозрачного взгляда манит, как манит трясина заблудшего путника. Шаг, завязли ноги, два, он по пояс в болотной воде. С каждым движением, с каждым новым вздохом, смерть всё ближе, крики отчаяния только ускорят её.  

– Простите, – шепнула я, опуская глаза.

Мы все уселись на жесткие лавки, дрезина двинулась, мужчины молчали. Его высочество невидящим взглядом смотрел куда-то вперед.

Из-за взрыва основные пути были заняты составами, мы свернули на запасные, но я видела впереди станционное здание. Пожалуй, одно из самых красивых в городке – маленькая башенка, на ней высокий шпиль, ниже резной навес от непогоды. Большинство домов здесь напоминали сараи – прямоугольники в два этажа и простая двускатная крыша. Как же я хочу домой… пожалуй, только сейчас я поняла, как привязалась к квартире на Гороховой. Я была счастлива засыпать и просыпаться в ней. Мести пол, протирать пыль! В субботнее утро сесть за рояль и, закрыв глаза, позволить душе летать.

Спасибо, ваше сиятельство, что оплатили моё проживание. Я дернула краешком рта, будем хоть иногда честны перед собой – и не только моё.

Анастасия Алексеевна аккуратно сжала мой локоть, и я очнулась. Его высочество, подперев рукой подбородок, сощурившись, смотрел на меня.

– Вы ослушались, Мария Михайловна?

Я спрятала ладони под накидкой и отрицательно покачала головой.

– Нет, ваше высочество.

– Лжете, – зло улыбнулся Дмитрий и, облизнув пересохшие губы, закрыл глаза.

Дрезина остановилась. Одоевский сошел на пути и, приняв донесение, вернулся к нам, еще более мрачным, чем был до того.

– В городе очередная демонстрация, на этот раз студенческая. Мирная, но я бы предпочел добираться в экипаже.

– Прошу прощения, ваше сиятельство, – осторожно начал медик. – У меня есть опасения на счет внутреннего кровотечения у его императорского высочества. Даже эти несколько минут на дрезине в этом случае крайне опасны, а вы говорите о тряске в течение нескольких часов. Я настаиваю на скорейшей госпитализации.

Я некстати закашлялась.

– Брось, Константин. Сколько их уже было, этих демонстраций? – сказал Дмитрий. – Едем.

Пока князь отдавал распоряжения на счет оставшейся в литерном обслуги, мы пересели в единственный за локомотивом вагон. Дмитрий остался с медиком в первом купе, мы с Анастасией Алексеевной расположились через дверь, следом. Я выглянула в окно, тучи рассеялись, и солнце грело сквозь толстые окна. Поезд двинулся, и Одоевский, бросив подчиненным несколько слов, запрыгнул на подножку.

– Возьмите, – окликнула меня княжна.

Я повернула голову и, нахмурившись, уточнила:

– Закрепляете наш договор, ваше сиятельство? Это, надо полагать, в счет аванса?

Анастасия Алексеевна протягивала мне банкноту номиналом двести пятьдесят рублей – огромные деньги.

– Спрячьте вашу гордость, Мария Михайловна, мне не до шуток! – отрезала женщина. – Бледная кожа, жажда, сонливость и спутанность сознания… внутреннее кровотечение – это приговор. И слишком большая вероятность, что в Петербург приедут не все.

Да, всё так и есть. Княжна лишь озвучила то, что медик боялся подтвердить.  

– Только причем здесь деньги?

Женщина закатила глаза.

– На извозчика, Мария! Я отвечаю за вас! Когда мы приедем в Петербург, вы сразу же, на вокзале наймете экипаж и поедете к Алексею!

Я закусила губу, всхлипнула и всё же расхохоталась. Разумеется, это было нервное, я понимала, но остановиться не могла. Смех мой перешел в кашель, княжна поджала губы, но руку не опустила, и это её упрямство отрезвило меня. Вряд ли она хотела обидеть меня, во всяком случае, сейчас. Думаю, это искреннее желание помочь.

– На извозчика, – откашлявшись, повторила я. Голос сел. – Вы понимаете, что заплати я извозчику этой купюрой, я доеду только до ближайшей канавы на Лиговском? 

– Но … почему?

Я села напротив неё и, потерев уставшие глаза, ответила:

– Это мой годовой оклад, Анастасия Алексеевна. Мне бы копеек двадцать …

– У меня нет таких денег… – тихо сказала она.

– Значит, доберусь пешком.

В купе заглянул Толстой.

– Мария Михайловна, вас просят.

Я поднялась на ноги и без слов отправилась вслед за ним. Дмитрий лежал на узком диване, шторы закрыты и свет приглушен. Медик ушел.

– Раскройте шторы и сядьте рядом, – приказал царевич и попытался привстать на локтях, освобождая мне место рядом с собой.

Я поддержала его и, усевшись, положила его голову себе на колени. Лоб его был холодным и влажным, сомнений в диагнозе не осталось и у меня.

– Вы солгали мне, Мария Михайловна, – сказал он, глядя мне в глаза. – Солгите еще раз.

Дрожащей рукой я отвела от его лба русые волосы и спросила:

– Как именно солгать? 

Он моргнул, и я поняла, что проваливаясь в зеленые омуты, снова забыла дышать.