— Там, куда я бросил его, мадемуазель, чтобы отвлечь внимание ваших клевретов и получить возможность вернуться сюда. О, поверьте мне! — продолжал я тоном, в котором уже отчасти сказалось мое торжество. — Вы ошиблись! Вы сделали бы лучше, если бы больше доверялись мне. Я не такое ничтожество, каким вы считаете меня, хотя вы однажды и одержали надо мною верх. Я все-таки мужчина, мужчина, одаренный силой, смелостью и, как вы сейчас убедитесь, великодушием.
Она содрогнулась.
— В оранжевом саше, насколько я знаю, было восемнадцать ценных камней?
Она не ответила, но продолжала смотреть на меня, словно под влиянием чар. Она даже затаила дыхание, ожидая, что я скажу дальше. Она до того была поглощена моими словами, что в эту минуту двадцать человек могли бы подойти к ней, и она ничего не увидела бы и ничего не заметила бы.
Глава VIII
ЛОВКИЙ УДАР
(продолжение)
Я вынул из-за пазухи маленький пакетик, завернутый в кусочек мягкой кожи, и подал ей.
— Не угодно ли раскрыть это? — сказал я. Здесь заключается то, что потерял ваш брат. Что здесь находится все, потерянное им, этого я не могу утверждать, потому что я рассыпал камни по полу, и очень может быть, что некоторых не поднял; по их легко можно будет найти, так как я знаю, где они должны находиться.
Она взяла сверток у меня из рук и начала медленно разворачивать его дрожащими пальцами. Секунда — и каменья заблистали у нее в руках своим кротким сиянием, которое погубило не одну женщину и не одного мужчину заставило позабыть о мести.
Черт возьми! Глядя на них, я сам удивился, что устоял против искушения.
— Я не могу сосчитать, — сказала она беспомощно, — сколько их тут?
— Восемнадцать.
— Так и должно быть, — сказала она.
Она сжала свою руку, затем снова разжала и повторила это движение еще раз, словно желая удостовериться, что она не грезит, а что драгоценные каменья действительно у нее в руках. Затем вдруг, с неожиданной запальчивостью, она обернулась ко мне, и ее прекрасное лицо, заострившееся от жажды обладания, снова приняло злобное выражение.
— Ну? — пробормотала она, сжав зубы. — Какая же ваша цена? Ваша цена?
— Я сейчас скажу, мадемуазель, — серьезно ответил я. — Дело очень простое. Вы помните тот день, когда я шел за вами по лесу, неосторожный и наивный поступок с моей стороны. Мне кажется, как будто с тех пор прошел уже целый месяц, но в действительности, если не ошибаюсь, это было лишь позавчера. Вы назвали меня тогда несколькими грубыми именами, которых, из уважения к вам я не стану теперь повторять. Единственная награда, которой я требую за возвращение этих драгоценностей, заключается в том, чтобы вы взяли теперь назад свои слова.
— То есть как это? — сказала она. — Я вас не понимаю.
Я медленно повторил свое требование.
— Единственная награда, которой я требую, мадемуазель, это — чтобы вы взяли назад свои слова и сказали, что я не заслужил их.
— А бриллианты? — хриплым голосом воскликнула она.
— Они ваши, они мне не принадлежат. Они ничего не составляют для меня. Возьмите их и скажите, что вы не считаете меня… Нет, я не могу повторить этих слов, мадемуазель!..
— Но тут еще что-то есть! Что еще? — воскликнула она, закидывая назад голову и устремляя на меня свои горящие, как у животного, глаза. — А мой брат? Что с ним? Что будет с ним?
— Что касается его, мадемуазель, то предпочел бы, чтобы вы не сообщали мне о нем больше, чем я знаю, — тихо ответил я. — Не хочу вмешиваться в это дело. Впрочем, вы правы. Есть еще одна вещь, о которой я не упомянул.
Я услышал глубокий вздох…
— Она заключается в том, — медленно продолжал я, — чтобы вы позволили мне остаться в Кошфоре на несколько дней, пока войско здесь. Мне сказали, что двадцать солдат и два офицера квартируют у вас в доме. Вашего брата нет. Я прошу у вас, мадемуазель, позволения занять временно его место и предоставить мне право защищать вас и вашу сестру от всяких обид. Вот и все!
Она поднесла руку к голове и после долгой паузы пробормотала:
— Ах, эти лягушки! Они квакают так, что я ничего не слышу.
И затем, к моему удивлению, она вдруг круто повернулась и пошла через мост, оставив меня одного. На мгновение я остолбенел и, глядя ей вслед, недоумевал, какая муха ее укусила. Но через минуту, если не раньше, она вернулась назад, и тогда я все понял. Она плакала.
— Мосье де Барт, — сказала она дрожащим голосом, который показал мне, что сражение мною выиграно, — больше ничего? Вы не имеете никакого другого наказания для меня?
— Никакого, мадемуазель.
Она снова накинула шаль на голову, и я уже не видел ее лица.
— Это все, чего вы просите?
— Это все, чего я прошу пока, — ответил я.