Тайна Белой Розы

— У него должен быть календарь, — сказала я, наконец, в отчаянии отодвигая стул.

Декан бросила на меня озадаченный взгляд.

— Или записная книжка, куда он записывал встречи и расписание?

— Да, да, конечно. — Она махнула рукой, чтобы я следовал за ней в маленький кабинет секретаря в конце коридора. Я так и сделал, предоставив Изабелле обыскивать полки под книжными шкафами профессора Хартта.

— Наша секретарша сегодня дома, болеет, но она ведет все записи на прием к профессорам. Видите ли, большинство из них проводят больше времени в аудитории или научной библиотеке, чем в своих кабинетах. Поэтому одного человека нам вполне хватает, чтобы обрабатывать запросы студентов на встречи.

Она провела меня в кабинет, в котором едва помещались письменный стол, стул, книжная полка и тумбочка с телефонным аппаратом.

Мне удалось протиснуться между столом и стеной, почти не оставив места, пока декан водила пальцем по стопке записных книжек.

— Вот, Аллан Хартт. Держите.

Она протянула мне тонкую картонную папку, которую я тут же раскрыл на октябре 1906 года. Внутри было два разных почерка: один — мелкий и аккуратный, практически каллиграфический; другой — жирный, неряшливый, с размазанными буквами.

Мои инстинкты подсказывали мне, что секретарь вела первую часть записей, а сам профессор — вторую.

Большая часть дней профессора была заполнена встречами со студентами, судя по именам и ссылкам на занятия, которые отмечала секретарша.

Сам профессор использовал инициалы — и я сразу же увидел, что в понедельник двадцать второго числа стояла пометка «Х.Дж.». Хьюго Джексон?

Это могло быть той связью, которую я искал. Участвовал ли Аллан Хартт во встрече с Алистером и двумя убитыми судьями в прошлый понедельник? Но та встреча ведь была посвящена делу Дрейсона…

Хотя декан Гилл сказала мне, что профессор Хартт родился в Нью-Йорке в известной семье и вращался в тех же социальных кругах, что и Алистер, должна была быть какая-то другая причина, по которой профессор истории присоединился бы к дискуссии о Дрейсоне.

Я пролистал предыдущие месяцы и увидел похожие аббревиатуры: иногда «Х.Дж.», а иногда «АП» или — что еще более тревожно — «АС». Алистер Синклер?

Это было еще одним подтверждением того, что Изабелла обнаружила в календаре судьи Портера: свидетельство того, что эти люди регулярно встречались в течение нескольких месяцев.

А последнее доказательство пришло от Изабеллы, которая с обеспокоенным выражением лица подошла к комнатке секретаря.

— Я закончила обыскивать его кабинет и нашла вот это, Саймон. — Она протянула мне сложенное письмо. — Оно было спрятано между одной из его книг по истории и задней стенкой книжного шкафа.

Я знал, что внутри, ещё до того, как мои пальцы разорвали конверт: партитура. Всего два ряда, но, безусловно, в том же стиле.

Меня охватила неприятная мысль. Четверо мужчин встречались регулярно. Трое теперь были мертвы — те же трое, что получили музыкальные шифры за несколько дней до своей смерти. Если Алистер был четвертым, значит, он в опасности. И учитывая убийство профессора Хартта — даже больше, чем он мог себе представить.

— Ты должна это увидеть. — Я протянул Изабелле записную книжку, указав ей нужные даты.

Судя по странному выражению лица Изабеллы, я не сомневался, что ей пришла в голову та же мысль, что и мне. Она прикусила губу и потянула себя за локон волос, как часто делала, когда беспокоилась о чем-то.

— Что-то не так?

— Я выяснила, откуда они знали друг друга, — произнесла Изабелла. — Идём.

Она жестом пригласила меня вернуться в кабинет профессора, и декан Гилл последовала за нами.

Оказавшись там, она указала на дипломы в рамках на стене, скрытые за дверью. Мы не заметили их, когда вошли в первый раз в его кабинет. Один диплом был из Колумбийского университета, другой — из Гарварда.

— Смотри, — кивнула она на стену. — Не просто Гарвард. Гарвардский юридический факультет. 1877 год.

Я уставился на лист пергамента в рамке. Большая часть текста была на латыни.

— Я не уверена, — сказала Изабелла, — но думаю, что именно в этом году окончили школу судья Джексон, судья Портер и Алистер. Это значит, что все четверо были однокурсниками.

Я повернулся к декану Гилл.

— Это правда? Не знал, что профессор Хартт имеет юридическое образование.

Женщина кивнула, озадаченная нашим интересом.

— Почему он перешёл от изучения законов к истории? — поинтересовалась Изабелла.

— Он никогда не рассказывал, — пожала плечами декан. — Возможно, историю он любил сильнее. К тому же, он закончил докторскую по истории в рекордные сроки.

Мы с Изабеллой обменялись встревоженными взглядами. Аллан Хартт был однокурсником Алистера — и это означало, что не было никаких сомнений в том, что Алистер скрывал что-то важное.

И этому не было никакого разумного объяснения: либо он был вовлечен в то, чего не должен был делать, либо его собственная жизнь была в опасности.

Нам нужно было выяснить, что означают два оставшихся шифра — ведь их было два, включая тот, который Изабелла забрала из дома Портеров. И у нас пока не было возможности расшифровать их.