Тайна Белой Розы

— У вас ведь должен быть музыкальный зал? — спросил я декана Гилл.

— Где есть пианино, — добавила Изабелла.

— Конечно. Я провожу вас через двор к «музыкальному» корпусу.

Ответ декана Гилл прозвучал сухо, но на ее лице отразилось облегчение от того, что мы покидаем кабинет профессора Хартта.

* * *

Какофония звуков заполнила третий этаж музыкального корпуса, где располагались репетиционные залы. Опытный пианист играл что-то, напоминавшее мне падающие капли дождя — Изабелла сказала мне, что это был Шопен.

За исключением высокого сопрано, распевающего гаммы, другая музыка для меня сливалась в неразличимые звуки.

Наконец мы нашли свободную комнату, расположенную рядом с библиотекой, и уселись за пианино. Я положил перед нами оба шифра, придуманный судьей Портером код, и чистый лист бумаги.

Хотя мы знали, что пианино не было необходимым для разгадки шифра, я думал, что было важно услышать проигранную вслух мелодию. Я хотел убедиться, что мы ничего не пропустили.

— Может, начать с первого ряда? — неуверенно проиграла первые ноты Изабелла.

— Нет, — покачал я головой, — нужно начать с «белой розы». — Я указал на третий ряд на странице, где изображение розы заменило символ скрипичного ключа.

— Фа-диез, до-диез… си, соль, — Изабелла начала играть, проговаривая ноты.

— Полная бессмыслица, — перебил её я. — Я что-то неправильно подставил?

— Ключ такой же, как и остальные, — озадаченно произнесла Изабелла.

Ангус Портер изложил нам ключ к шифру Порта, основанному на гамме ля-мажор. Это был простой шифр замещения, в котором тон и ритм определяли соответствие между буквами алфавита и определенными музыкальными нотами и значениями.

Шифр Порта легко разгадал код, заложенный в музыку, посланную судье Джексону. Но здесь он не обнаружил ничего, кроме искаженной серии букв.

Пальцы Изабеллы порхали по клавишам, пытаясь воспроизвести ноты на странице.

— Саймон, как ты думаешь, почему убийца использует музыкальный шифр? — нахмурилась она. — Я имею в виду… есть много способов скрыть сообщение. Почему именно музыка?

— Понятия не имею. Если только…

— Что?

— Очевидно, он уверен, что его получатели смогут расшифровать то, что он посылает. Это уже само по себе может что-то значить.

— Может, он присылал им инструкции?

— Инструкции бы нам сейчас очень пригодились, — пробормотал я, уставившись на страницу передо мной. — Ты хорошо разгадываешь загадки, — сказал я наконец. — Ты можешь вспомнить какой-нибудь вариант шифра Порта, который мы могли бы использовать именно здесь?

— Возможно. Подожди пару минут, посмотрю в библиотеке.

Она оставила меня на несколько минут, отправившись в небольшую музыкальную библиотеку, а затем вернулась с биографией Михаэля Гайдна. Схватив карандаш и блокнот, она принялась за работу, перелистывая страницы книги и что-то лихорадочно записывая.

— Цель композиторов состоит в том, чтобы сделать музыку как можно более реалистичной, — произнесла Изабелла. — Многие, в том числе Бах и Шуман, были мастерами встраивания имен в свою музыку с помощью более сложных соответствий. Но я помню, что читал о шифре Михаэля Гайдна; надеюсь, он сможет нам помочь. Он изобрел шифр, который, по-видимому, предназначался для связи, но в то же время помогал ему сочинять музыку.

Я ошеломлённо смотрел, как она делает пометки и переписывает целый ряд букв.

— Чем он отличается?

— Он сложнее, чем у Порта. Его соответствия начинаются с басового ключа для соль, который соответствует букве A. Затем идёт соль-бемоль — это Б, ля-диез — это В и так далее. Он даже включает в себя пунктуацию, связанную с символами.

Я с интересом наблюдал, как Изабелла чертит сетку и вписывает туда восклицательный знак.

— Думаю, в этом есть смысл. Вот смотри, что у нас получается: соль-бемоль, ля-диез, ми, соль-бемоль, си-бемоль…

Мы продолжили сопоставлять каждую ноту с шифром, пока не получили сообщение:

«Еще две тысячи, или встретишь тот же конец».

— Как считаешь, «две тысячи» относится к деньгам? — поинтересовалась Изабелла.

— Думаю, да. А слово «ещё» означает, что это требование не первое.

Изабелла постучала пальцем по партитуре.

— Это то послание, которое было у судьи Портера?

Я кивнул.

— Перейдём к профессору Хартту?

— Послание начинается с белой розы, — сказала Изабелла, указывая пальцем. — Смотри — те же самые ноты: соль-бемоль, ля-диез, ми, соль-бемоль, си-бемоль и так далее.

— Точно такое же сообщение, — кивнул я. — За исключением того, что у профессора Хартта вряд ли есть две тысячи долларов на счету в банке.

— Однако декан упомянула, что он из состоятельной нью-йоркской семьи. Возможно, деньги были у его семьи.

— Возможно, но по его образу жизни этого не скажешь. В любом случае, это шантаж.

— Но если автору послания нужны были деньги, и он их получал, то зачем убивать источник дохода? В этом нет никакого смысла. — Изабелла откинулась на спинку стула, уронив карандаш на стол.

— Не знаю, — ответил я. — Возможно, он уже получил достаточно денег. Или месть, в конечном итоге, прельстила его больше, чем плата. Но сейчас у нас есть проблема покрупнее…

Изабелла ахнула: