Тайна Белой Розы

Казалось, этому делу суждено было плохо кончиться. И я все больше убеждался, что ни для кого из нас не будет счастливого исхода.

Ни для меня, поскольку мое расследование идет вразрез с планами комиссара.

Ни для Изабеллы, потерявшей доверие к Алистеру.

И уж точно ни для самого Алистера.

Суббота, 27 октября 1906 года

Глава 27

Типография Грина, Гудзон-стрит.

08:00.

В субботу на рассвете Малвани позвонил и вызвал меня в город.

— Есть зацепка. Помнишь розовые листовки, которые мы нашли после взрыва в «Гробнице»?

Конечно, я помнил: они были повсюду за пределами здания, и их послание прочно засело в моей памяти.

«Наши разрушительные действия избавят мир от ваших ведомственных организаций!»

— Оказывается, швед работает в типографии, до которой мы проследили эти листовки, — поделился Малвани.

— Какой именно?

— Типография Грина на Гудзон-стрит. Встретимся там через двадцать минут?

— А где сам швед?

— Я послал шесть человек на его поиски; у нас есть список мотелей, в которых он останавливался. Нам с тобой надо поговорить с владельцем типографии Грина. Он разговаривал по телефону так, словно в его лавке хранится целая сокровищница улик.

* * *

Малвани явно ошибался, потому что улик в типографии Грина практически не было.

Но Лью Грин и его сын Ричард очень хотели помочь полиции: они приняли нас с распростертыми объятиями и поделились тем, что знали о шведе.

— Его настоящее имя — Ларс Хальвер. Точнее, так он сказал, — начал владелец типографии.

Это был крупный, приветливый мужчина с легкой улыбкой под густыми усами цвета соли с перцем. Он сидел в просторном помещении с высокими потолками, вмещавшим два гигантских печатных станка.

Его сын, долговязый паренек лет семнадцати, сидел за столом, заваленным чем-то похожим на черные кирпичи, и создавал новые печатные формы.

— Ларс был хорошим работником, экспертом по работе с моим аппаратом. — Лью Грин похлопал по боковому шесту черной печатной машины. — Мы печатаем открытки и небольшие листовки и время от времени снимаем рекламу для газет, как это делает сейчас Ричи.

Я шагнул ближе и увидел, что Ричи создаёт отпечаток, который будет рекламировать «Сарсапариллу Гуда».

Судя по бумажной модели, это будет замысловатое творение, изображающее даму с зонтиком и коробкой лекарств, выходящую из аптеки. Внизу текст объявления гласил:

«Если вы страдаете от какой-либо болезни или недуга, вызванного нечистой кровью, или от диспепсии, головной боли, жалоб на почки или печень, или от чувства усталости, примите «Сарсапариллу Гуда»!

Она очищает кровь, возбуждает аппетит, а слабых делает сильными. Продается во всех аптеках».

— Подобные объявления часто встречаются в вашей работе? — спросил я.

Парнишка кивнул.

— Мы постоянно печатаем рекламу для Гуда и других аптекарей. Вырезаем вот здесь, — мальчишка показал на чёрный «кирпич», — а затем кладём вот сюда, — кивнул он на гигантскую машину.

— И никакой официальной работы для анархистов, — улыбнулся я.

Он смущенно покачал головой.

— Наверно, Ларс приходил для этого ночью. Днём мы много работаем, свободной минутки иногда даже не бывает.

— Как долго он у вас работал? — спросил Малвани, с трудом обходя комнату по периметру, опираясь на трость. Помещение было большим, но пустым, в нем были только окна, печатные станки и столы, заваленные черными формами.

— Почти два года, — ответил Лью.

— Вы знали, что он — анархист?

— Конечно, нет. Но я не задаю лишних вопросов людям, которые работают на меня, пока они справляются со своими обязанностями. Да, наверно, стоило, но… Я понятия не имел, что Ларс по ночам печатает анархистские листовки и брошюры. Я бы уволил его, если бы узнал. Тотчас.

— И вы тоже ничего не замечали? — вновь повернулся я к Ричарду.

Парень поднял глаза и покраснел.

— Нет, ничего. Но он всегда таскал с собой пузатую сумку с бумагами. Может, там он и хранил листовки, которые печатал втихаря…

— И теперь, зная о его прошлом, вам по-прежнему не приходит на ум ничего подозрительного? — уточнил Малвани.

Лью на секунду задумался.

— Ничего. Он всегда приходил вовремя, отлично справлялся со своими обязанностями и мало разговаривал. Я думал, что он просто плохо говорит по-английски, раз недавно переехал в Америку.

Я вспомнил, что в лифте отеля «Бреслин» я подумал о том же. Теперь я понял, что, возможно, ошибался.

— К нему приходили друзья? — поинтересовался Малвани, продолжая осматривать помещение.

— Только один, — ответил Лью с широкой улыбкой. — Леди — и настоящая красавица. Всегда при параде. Довольно экзотического вида. Она напомнила мне креолок, которых я видел в Новом Орлеане.

— Она напомнила вам креолок или была креолкой? — вскинулся Малвани.