Тайна без точки

«Ему всего пять было, когда он однажды подошел ко мне, — пишет Светлана, — и сказал: «Не бойся, мама, я тебя никогда не подведу!» А зачем он это сказал, если мы ни о чем таком не говорили? И еще он нас всех удивлял. Я заболею, он подойдет, ладошку на голову положит и сидит, боль уходит, он словно чувствует это, тоже уходит».

В 13 лет он уже ловко орудовал молотком и рубанком, сам построил сарай на даче. Сам и сажал, и поливал. Когда взяли новый участок, Алеша успел перед армией еще теплицу и новый сарай на новой даче поставить. «Вернусь, — сказал, дострою…»

«И чего тебе горевать! — говорили соседки. — У тебя вон какой сын растет!» Все бы отдала Светлана за одну-единственную улыбку сына, которая была такой хитрой и беззащитной одновременно.

«Поговорить он любил, — пишет Светлана, — и со всеми находил общий язык: и с малыми, и со старыми — на равных. Очень радовался, когда родилась племянница. Я, говорит, займусь ее воспитанием. Скорей бы она выросла, чтобы поговорить с ней можно было. Как раз я с армии приду!»

В старших класса Алеша уже работал по-настоящему, не для баловства. Он был грузчиком в магазине, это значит, другие — за уроки, а он — за ящики с водкой. И рыбачил — не для удовольствия, а для пропитания. У него и лодка-моторка своя была — на ней и на рыбалку, и за дровами, и за сеном.

Самостоятельность — это не умение принимать решения, это чувство ответственности за семью, хотя он младший был. Он умел все: стирать, гладить, штопать, готовить… И быстро все так делал — словно жить торопился.

«Очень наблюдательный был Алеша, — пишет Светлана. — Глаза так хитро прищурит и что-нибудь как скажет, все со смеху покатываются. Хорошо у него получалось копировать голоса. Ребята просили: «А покажи того-то и того…»

И еще в школе дискотеки проводил — музыку очень любил, больше попсовую, но и от классики мог замереть и слушать, слушать.

Да и стихи писал:

Опять запутался в себе, Опять стихи писать я начал, Но что поделать я могу — Я не могу сейчас иначе…

В школе был случай, когда учитель, на которого жаловались ребята, спросил: «Поднимите руку, кто мной недоволен?» Поднял один Алеша. Так они подружились с этим учителем. «Он не переносил обмана, унижения, — пишет Светлана. — Всегда страшно переживал, когда видел это.»

После школы Алеша поступал в Лесотехнический институт, но недобрал баллов, собирался снова поступать.

Алеша мог не идти в армию — в детстве переболел менингитом. Но когда подошло время призыва, он вырвал все записи о менингите из медицинской карточки. Светлана только потом обнаружила эту маленькую хитрость. Она не хотела, чтобы сын стал подводником. «Ты в барокамере сделай вид, что тебе плохо, — говорила она, волнуясь, — что у тебя голова кружится, что тошнит».

«Мама! Мама! — смеялся Алеша. — Разве так можно?»

А потом письма стали приходить с корабля — такие уверенные, такие бодрые. И вовсе успокоилась Светлана Ивановна: на своем месте сын, никто его не обижает, нет на «Курске» ни дедовщины, ни издевательств.

На Новый год сын приезжал в отпуск. Без сюрпризов не обошлось — в коридоре снял шинель, шапку и засунул в сумку. С гордостью рассказывал про свою лодку.

18 января 2000 года Светлана последний раз видела сына. Последнее письмо получила 11 августа. Алеша писал, что 10 они уходят в море.

«Не приведи Бог никому такое пережить, — пишет мать. — Мне страшно думать, что пережили наши ребята в том 9-м отсеке, когда ждали помощи.

Они ведь надеялись. Разве думали, что их оставят? Как долго это продолжалось? О чем думали в последние мгновенья? До смерти теперь эта мысль будет мучить меня: что же Алешенька мой ненаглядный пережил, если в 19 лет поседел?»